Версия для печати

Для меня лично выступление сейчас представляется невозможным, так как я совершенно не уверен в характере отношений митрополита Петра, чтобы убедиться в подлин­ности настроений последнего, чтобы решить, как поступить. Во всяком случае быть явочным порядком Заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения я не могу, — но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то я в силу завещания Святейшего Пат­риарха и данного ему мною обещания исполню свой долг и приму тяготу местоблюстительства, хотя бы митрополит Петр назначил и другого себе преемника, ибо у него нет права на такое назначение.

Январь, 1934 г."

Из письма митрополита Кирилла.

"Христос среди нас! Ваше Высокопреосвященство, Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе собрат Архиепископ!

Строки Ваши, полные снисходительности и доверия ко мне грешному, доставили мне глубокое утешение. Спаси Вас Господи! Вас огорчает моя неповоротливость и кажу­щаяся Вам чрезмерная осторожность. Простите за это огор­чение и еще потерпите его на мне. Не усталостью от долгих скитаний вызывается оно у меня, а неполным уяснением окружающей меня и всех нас обстановки. Ясности этой недостает мне не для оценки самой обстановки, а для над­лежащего уразумения дальнейших из нее выводов, какие окажутся неизбежными для ее творцов. Проведение их в жизнь, вероятно, не заставит долго себя ждать, и тогда на­личие фактов убедит всех в необходимости по требованиям момента определенных деяний. Но разве мало существую­щих уже фактов? — можете спросить Вы. Да, их не мало, но восприятие их преломляется в сознании церковного об­щества в таком разнообразии оттенков, что их никак не прикрепить к одному общему стержню. Необходимость ис­правляющего противодействия сознается, но общего осно­вания для него нет, и митрополит Сергий хорошо понимает выгоду такого положения и не перестает ею пользоваться. В одном из двух писем ко мне он не без права указывает на эту разноголосицу обращаемых к нему упреков и потому, конечно, не считается с ними. Обвинение в еретичестве, даже самое решительное, способно только вызвать улыбку на его устах, как приятный повод лишний раз своим ма­стерством в диалектической канонике утешить тех, кто хра­нит с ним общение по уверенности в его полной безупреч­ности в догматическом отношении.

Между тем, среди них немало таких, которые видят погрешительность многих мероприятий митрополита Сер­гия, но, понимая одинаково с ним источник и размер присвояемой им себе власти, снисходительно терпят эту по­грешительность, как некоторое лишь увлечение властью, а не как преступное ее присвоение. Предъявляя к ним укориз­ну в непротивлении и, следовательно, принадлежности к ере­си, мы рискуем лишить их психологической возможности воссоединения с нами и навсегда потерять их для Право­славия. Ведь сознаться в принадлежности к ереси много труднее, чем признать неправильность своих восприятий от внешнего устроения церковной жизни. Нужно, чтобы и для этого прекраснодушия властные утверждения митрополи­та Сергия уяснились как его личный домысл, а не как пра­во, покоящееся на завещании Святейшего Патриарха. Всем надо осознать, что завещание это никоим образом к мит­рополиту Сергию и ему подобным не относится.

Восприять патриаршие права и обязанности по заве­щанию могли только три указанные в нем лица, и только персонально этим трем принадлежит право выступать в ка­честве временного церковного центра до избрания нового Патриарха. Но передавать кому-либо полностью это право по своему выбору они не могут, потому что Завещание Пат­риарха является документом совершенно исключительного происхождения, связанным соборной санкцией только с личностью первого нашего Патриарха. Поэтому, со смер­тью всех трех завещанием указанных кандидатов, завеща­ние Святейшего Тихона теряет силу и церковное управле­ние созидается на основе Указа 7/20 ноября 1920 г. Тем же указом необходимо руководствоваться и при временной не­возможности сношений с лицом, несущим в силу завеща­ния достоинства церковного центра, что и должно иметь место в переживаемый церковный исторический момент.

Иное понимание Патриаршего завещания, утверж­даемое митрополитом Сергием, привело уже к тому, что завещание, оставленное для обеспечения скорейшего избрания нового Патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности Патриарха какой-то кол­легиальной "патриархией". Почиет ли на этом начинании митрополита Сергия благословение Божие, мы не дерзаем судить, доколе законный Собор своим приговором не из­речет о нем суда Духа Святого, но, как и все обновленче­ству сродное, не можем признать обновленное митропо­литом Сергием церковное управление нашим православ­ным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Ти­хона, и потому, оставаясь в каноническом единении с Пат­риаршим Местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним, призна­ем единственно закономерным устроение церковного управления на основе Патриаршего Указа 7/20 ноября 1920 года.

Твердо верю, что православный епископат при брат­ском единении и взаимной поддержке сохранит с Божьей помощью Русскую Церковь в исконном Православии во все время действенности Патриаршего завещания и дове­дет ее до законного Собора.

Февраль 1934 г."

Митрополит Сергий, уже не обращая никакого вни­мания на обличения и церковную деятельность "непоми­нающих", продолжает укреплять "Московскую Патриар­хию" — созданный им фиктивный центр церковной власти.

14/27 апреля 1934 г. Синод и присоединившиеся к нему архиереи (всего, вместе с Синодом, 21 епископ) при­своили митр. Сергию титул "Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского", т. е. возвели его на Пат­риаршую кафедру.

9/22 июня 1934 г. митр. Сергий и его Синод исполняют, наконец, требование, на котором настаивала гражданская власть еще при Патриархе Тихоне: запрещают в священнослужении карловацких епископов. Напомним, что, по убеждениям митр. Сергия, наложенное им и его Синодом "запрещение" автоматически делало недействительными все церковные таинства "раскольников" (кроме крещения).

14/27 декабря 1936 г. был принят "Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриар­шего Местоблюстителя, Блаженнейшему Митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому), в связи с последовавшей 29.8/11.9 1936 г. кончиною в ссылке Митрополита Крутицкого Петра (Полянского)".

Вспомним, что писал митр. Сергий в своей статье в 1931 г.: "ушел Местоблюститель от должности (за смертью, отказом и под.), в тот же момент прекращаются полно­мочия Заместителя".

Согласно чрезвычайному постановлению Поместного Собора 1917-18 гг. о местоблюстительстве и распоряжению Патриарха Тихона, указывавшему имена избранных на эту должность, после смерти митр. Петра законным Место­блюстителем, облеченным всей полнотой первосвятительских, т. е. патриарших, прав становился митр. Кирилл. Таким образом, с 1936 г. до смерти митр. Кирилла (по предположениям, наступившей в 1942 г.) митр. Сергий но­сил звание Местоблюстителя при "живом законном Место­блюстителе", хотя и не имевшем возможности фактически осуществлять свои права. Как писал в свое время митр. Сергий митр. Агафангелу, за такое деяние иерарх подле­жит даже "извержению из сана".

Мы не знаем, как сам митр. Сергий обошел вопрос о правах митр. Кирилла, но, по-видимому, для него был до­статочным основанием для отвержения этих прав факт предания митр. Кирилла "суду архиереев", на что, как мы знаем, митр. Сергий не имел никаких полномочий.

Некоторое беспокойство, видимо, все же оставалось, т. к. через месяц после провозглашения митр. Сергия Место­блюстителем, 11/24 янв. 1937 г., Синод "принял к сведению" распоряжение митр. Петра от 5.12 1925 года на случай своей кончины, в котором, по образцу распоряжения Пат­риарха Тихона, указывались последовательно: митр. Ки­рилл, митр. Агафангел, митр. Арсений, митр. Сергий. На документ этот ссылается в своем распоряжении от 25.12/8.1 1926 г. митр. Иосиф. Митр. Петр, конечно, не имел никакого права на такое распоряжение, вводящее практику завещательной передачи первосвятительских полномочий, и если даже митр. Петр допустил ошибку, то митр. Сергию было указано на недопустимость и недействительность этой "завещательной практики".

8 сент. (н.с.) 1943 г. 19 архиереев избрали митр. Сергия Патриархом, а 15 мая 1944 г., в связи с кончиной "Пат­риарха Сергия", Синод принял к сведению его "завещательное распоряжение" о Местоблюстительстве митр. Ле­нинградского и Новгородского Алексия (Симанского).

31 янв.—2 февр. 1945 г. состоялся Поместный Собор, в котором участвовали 45 архиереев и 126 представите­лей клира и мирян и присутствовали в качестве гостей Патриархи Александрийский, Антиохийский и Грузинский, представители Константинопольского Престола и др. Поместных Церквей.

Собор единогласно избрал митр. Алексия Патриархом Московским и Всея Руси. Известно, что перед Собором арх. Лука (Войно-Ясенецкий) высказывался за избрание Патриарха путем жребия, по образцу Поместного Собора 1917-18 г.г. Однако это предложение не рассматривалось и Патриарх Алексий избирался путем открытого голосования.

Перед "непоминающими" встал трудный вопрос: со смертью митр. Петра и избранием Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоя­тельного управления — узурпация первосвятительской власти митр. Сергием, но в то же время вся практика митр. Сергия и в отношениях с государством, и во внутрицерковных делах была продолжена Патриархом Алек­сием.

Мы почти не имеем сведений о канонической позиции бывших "непоминающих", которые не вошли в общение с Московской Патриархией. Приведем выдержки из одного письма, датированного 1962 годом, в котором раскрывают­ся некоторые аспекты этой позиции (часть этого письма мы цитировали в гл. III).

"Дорогие детки!

...Вы просите разъяснения одной и той же темы. О ней лучше всего было бы поговорить при встрече, но, к со­жалению... приходится писать с риском не ответить на не­которые ваши недоумения..."

Описав далее преследования против Церкви и церков­ную политику митр. Сергия, автор письма продолжает:

"...Вскоре пагубные последствия этого "направления" не замедлили сказаться. За "отошедшими" в концлагеря скоро последовали и все надеявшиеся спастись под его (митр. Сергия — Л. Р.) омофором. Храмы и обители быстро закрывались одни за другими, и через десять лет после Декларации, сулившей Церкви "тихое и безмятежное жи­тие", на всем безбрежном пространстве СССР осталось только несколько храмов (здесь и ниже подч. в тексте — Л. Р.) в больших городах; они так и назывались "показатель­ными". Да остался еще митр. Сергий с незаконно им организованным синодом — полтора десятка готовых на все архиереев, среди которых был и будущий Патриарх всея Руси Алексий Симанский.

Так бы это и продолжалось, если бы не случилась война. В оккупированных немцами областях сразу же на­чалось стихийное церковное строительство. Открывались, очищались и освящались оскверненные, но уцелевшие церк­ви, а где они были разрушены, там устраивались молит­венные дома. Туда верующие сносили сохраненные ими свято антиминсы, иконы, сосуды, всякую утварь. Тысячные толпы снова пришли в храмы, снова услышали Слово Божие, снова причастились бескровной жертвы. Все это не могло не отразиться и в областях, еще оставшихся под властью Сталина. Он понял, что продолжение прежней церковной политики может оказаться для него сугубо опасным и, решив не отставать от Гитлера в благочестии, повелел во всем послушному ему митр. Сергию снова откры­вать те храмы, закрытие которых он, т. е. митр. Сергий, незадолго перед тем оправдывал, неоднократно заявляя всему миру, что никаких гонений в СССР нет, а храмы закрываются потому, что об этом ходатайствуют прихожане, решившие, что храм им не нужен.

И вот начинается "новая эра". Открываются храмы, пол­тора десятка епископов по разрешению Сталина делают митр. Сергия Патриархом или компатриархом, как спра­ведливо прозвали его немцы в своих газетах. Новоиспечен­ный Патриарх начинает лихорадочно увеличивать сонм сво­их епископов, доведя их за недолгий период своего патриар­шества до 50-ти с лишним душ, конечно, из единомышленников. Осуществляются даже самые смелые мечты — от­крывается несколько семинарий и две Академии, разре­шается издание журнала Патриархии. Разница только в том, что причиной всего этого "расцвета" была, очевидно, не Декларация митр. Сергия, а нечто совершенно ничем в своем существовании митр. Сергию не обязанное — весьма по началу успешное наступление Гитлера.

То, что эта перемена церковной политики была не искренней, а только вынужденной, показывает практика партии в последующее время, имеющая целью ликвиди­ровать Православную Церковь до конца текущей семилет­ки (имеется в виду Хрущевское гонение — Л. Р.). Реакция патриарха Алексия на эту практику ни на иоту не разнит­ся от реакции митр. Сергия на разгром церковных органи­заций в 30-е годы. Она так же постыдна и преступна. И оправдать ее невозможно ничем.

Правы ли мы, утверждая это и на этом основании продолжая пребывать вне общения с иерархией, возглавля­емой Патриархом Алексием?

Безусловно правы. Не отдана ли Православная Цер­ковь на поток и разграбление заклятым Её врагам? Кто фактически самовластно распоряжается Церковью — не областные ли и районные уполномоченные, возглавляемые своим председателем — Куроедовым? Не вмешиваются ли они во все мелочи церковной жизни, стараясь, конечно, не упорядочить ее, а нанести ей как можно больше вреда? Не превращается ли весь епископат в пустую декоратив­ную ширму, прикрывающую своим благолепием черное дело поругания святыни веры? Не дошли ли некоторые из епископов до того, что сами приезжают закрывать монастыри, вместо того чтобы их защищать (это было на моих глазах)? Не осмеливаются ли уполномоченные тре­бовать от священников не пускать малолетних в церковь, не исповедовать, не причащать их? Не осуждают ли все посылаемые п. Алексием делегации на всевозможные цер­ковные конференции антикоммунизм, как несогласное с христианством учение, в то время как коммунизм сам себя без всякого стеснения объявляет антихристианским? Таким образом, всякое неодобрение, осуждение и идейная борьба с антихристианством, по новой сергианско-алексианской доктрине, объявляется делом, недостойным христианина, и наоборот — союз с врагами Христовыми, соучастие, содействие и не только молчаливое, но часто весьма громкое одобрение их разрушительной и гонительской деятельности (например: "Сталин — верный страж православия") — это прямой долг всякого христианина. И в полном согласии с этой своей невероятной доктриной п. Алексий и действует. Он, например, спешит сделать вы­говор Кеннеди за возобновление ядерных испытаний, и он же упорно молчит не только, когда Хрущев делает то же самое, но и тогда, когда этот миротворец, нагло попирая не только права человека, но и собственные советские законы, разоряет Церковь. Даже митр. Николай Крутицкий, ретивый и резвый апологет церковного НЭПа, не выдержал и предпочел опалу, а наш Святейший по-прежнему, как ни в чем не бывало, участвует в приемах, конгрессах, аплодирует и т. д.

"Все это так, — могут мне сказать, — но не нарушены ли вами церковные каноны, запрещающие клирикам прекращать общение со своими митрополитами и епископа­ми до соборного суда?" Аргумент, как будто, очень весо­мый. Но — разберемся. И прежде всего спросим: разве у нас существуют периодические (раз в году и раз в 3 года) соборы, где мы могли бы апеллировать? А ведь со­гласно канонам, эти соборы — обязательное церковное установление. Выходит, что наши обвинители являются первыми нарушителями канонов, вынуждающими нас тоже не соблюдать их. Ведь нельзя же обвинять нас за то, что мы "отделились до собора", если этих соборов вообще не созывают! Скажут: за последние 20 лет были соборы и съезды. Но какие? Это были съезды "потаковников", по­корно штамповавших приказы — сначала Карпова, а потом Куроедова. А ведь канонами запрещается какое бы то ни было давление гражданской власти на членов собора, и все, вынужденные этим давлением, постановления еписко­пов объявляются недействительными. Опять наши обвините­ли, выдающие себя за защитников канонов, оказываются их нарушителями. Постоянная картина: если судить по су­ществу — они беззаконники и преступники, если судить формально — они блюстители канонического порядка в Церкви. Но и это жалкое утешение существует только для весьма поверхностных исследований. А если взглянуть попристальнее, то обнаружится, что они не имеют никако­го права настаивать на своей каноничности. Ибо сущест­вует канон, по которому всякий клирик (иерей или епи­скоп), достигший своего сана по влиянию, настоянию или вообще по какому-нибудь давлению или помощи граждан­ской власти, должен быть извержен из сана. По этому канону, не говоря уже о нынешних епископах, которые не могут надеть омофора, пока на это не соизволит Куро­едов, должен быть извержен из сана сам Патриарх, "избранный" собором по прямому приказу правительства. Вот насколько канонична вся иерархия русской православной Церкви! Они, конечно, сейчас же скажут: так бывало и раньше. Бывало! Но это отнюдь не делает такой способ приобретения сана каноничным, и если раньше такие фак­ты со стороны самодержавного правительства считались узурпацией, то каким словом назвать то чудовищное, что теперь происходит в Церкви? Так что пусть они умолкнут и перестанут хвалиться своей мишурной каноничностью! Существует еще одна, весьма примечательная особенность всех нынешних "церковных светил", странная и ни­чем не объяснимая, если не видеть здесь явного действия Правосудия Божия. Они сами себя секут, при всем честном народе. Вот факты. Когда появилась так называемая "Жи­вая Церковь", то ее идеологи в своих журналах, желая как можно сильней опорочить отвергавшую их Православную Церковь, усиленно распространяли дотоле мало извест­ные предсказания Преподобного Серафима Саровского о том, что наступит время, когда многие архиереи отступят от истинной веры и произведут смуту в Церкви. Этим предсказанием они хотели заклеймить Православную Цер­ковь и отвратить от нее верующий народ. Но этот народ, доселе не знавший предсказания Преподобного, когда ус­лышал о нем, то сразу и единогласно решил — это не про Патриарха Тихона — это про вас! И, таким образом, вы­тащенное Живою Церковью с целью обличения и дискре­дитации Православной Церкви предсказание, обличило не Ее, а их самих. Так же произошло с митр. Сергием. Когда в оккупированных Гитлером областях уцелевшие священ­нослужители возобновили богослужение и таинства, митр. Сергий нашел правило св. Григория Неокесарийского, поме­щенное в "Книге правил", по которому те клирики, кото­рые войдут в соглашение с отрядами жестоких насильников и будут участвовать с ними в разорении храмов и вся­ких насилиях, должны быть извержены из сана, отлучены от Церкви и даже на смертном одре лишены разрешения. И это правило он со всею строгостию применил к тем священнослужителям, которые не разрушали, а возобнов­ляли храмы и были виноваты лишь тем, что Гитлер не ме­шал им в их святом деле. Так, не по адресу метая каноничес­кие громы и молнии, митр. Сергий в фатальном ослеплении не заметил, что это грозное правило с абсолютной точно­стью характеризует поведение его самого и его единомыш­ленников, предавших Церковь в руки небывалых еще нигде насильников и покрывавших их злодеяния. Так митр. Сергий из полного забвения сам извлек канон, возглашающий гроз­ное прещение на него самого. А теперь этот канон висит с такой же тяжестью над п. Алексием и всеми его сподручными. Об этом столь неосмотрительном деянии митр. Сергия я узнал из его книги "Правда о Церкви" (кажется, так она называлась), изданной во время войны и привезенной сюда одним из офицеров Советской Армии. Тексты канонов я цитирую по памяти, но ручаюсь за их смысл. ("Правда о религии в России", 1942г., стр. 139 — Л. Р.).

Предыдущая страница (2/4) - Следующая страница (4/4)