Версия для печати

III. ОТЦЫ И БОГОСЛОВЫ РУССКОЙ ЦЕРКВИ

  Св. Феофан Затворник

О Церкви

Требование к носителю епископского сана

Церковные собрания

О невозможности спасения вне Православной Церкви

О значении Церковного богослужения

О неизменности православного учения

О единомыслии, как основе православного исповедания

О безблагодатности внецерковных обществ

Митрополит Филарет Московский

О назначении христианского храма

О Церкви

О епископском служении

Св. Игнатий Брянчанинов, еп. Ставропольский

Архиепископ Филарет (Гумилевский) Черниговский

А.С. Хомяков

«Церковь одна» (извлечения)

О догматическом развитии

Сущность западных исповеданий (извлечения)

1) Св. Феофан Затворник

а) О Церкви

Бог есть везде, но в Церкви Он есть особенным образом – внутри каждого верующего, а через то в целом сонме их, тоже не внешне, но внутренне, всех животворя, одушевляя и объединяя всех с  Собою и их друг с другом. Бог-Отец обетовал: «вселюся в них и похожду»; Бог-Сын удостоверил: «Се Аз с вами есть во вся дни до скончания века». О Духе Святом дано свидетельство: «Храм Божий есте и Дух Божий живет в вас».  Триипостасный Бог, живый и зиждяй, живет в сонме верующих, в теле Церкви.

Будучи домом Божиим, Церковь имеет Бога в себе живущим особенным образом, не так как вещественный дом своего владельца, который не состоит в союзе с живущим в нем. Церковь, оживотворяемая живущим в ней  Богом, сочетана с Ним живым союзом и чувствует Его, живущим в себе, чувствует и то,  что живет Им. Бог творит себе дом из душ, обращая их к Себе, очищая, освящая и преисполняя всех Собою, всех сочетавает воедино, и живых, и отшедших, и всех содержит в живом единении между собою.

Сия-то Церковь есть столп и утверждение истины, ибо есть церковь Бога жива, Который есть Бог истины или Само-Истина. Почему все в ней истинно: исповедание веры, освящение таинствами, облагодатствование, жизнь по Богу, зиждимая в ней Богом, помощь Божия, обетования, – все истинно в ней. В другом где-либо месте не ищи истины. Вне ее есть некие подобия истины, но настоящая истина только в ней. Возрадуйся и благослови Бога, истинствующего в Церкви, и тебя соделавшего причастником Своей истины, и сотаинником ее!

Слова Апостола «столп и утверждение истины» выражают твердость, непреложность и непременность истины. Но Церковь  есть собрание человеков, которые изменчивы: как же она – твердыня  истины? Церковь такою есть, яко дом Бога Живаго, Единого истинного, и как союз человеков обоженных. Истинные сыны Церкви–человеки, но не как человеки. Все человеки – не настоящие, вследствие падения, а те, которые вступают в Церковь, благодатию Божиею делаются истинными человеками. Истина водворяется во всем их существе, почему и исходит от них. Все сие творит живущий в них Бог, живый и истинный. Церковь есть хранительница истины и успокоительница умов, когда они бывают взволнованы пришедшей ложью. Потому обязательно считать то истинным, что содержит вся Церковь, и возникающие недоумения решать голосом всей Церкви, выражаемый, как правило, соборами пастырей.

Истиной является Церковь Христова и в отношении ветхозаветной церкви, бывшей сенью и образом ее. «В ней архиерей – Сын Божий, и великая жертва – божественное Тело Его». (св.Злат.)

Вот какой истины Церковь есть столп и утверждение: «Бог явился во плоти!» Сию истину Церковь возвещает самим своим существованием. Ибо она есть здание коего основание есть Христос (1Кор.3,11), она есть тело, коего глава – Он же – Бог-Слово, соделавшееся плотию. Как видящий живое тело, тем самым имеет удостоверение о главе, и видящий прочное здание-удостоверение об основании, так видящий Церковь, несомненно удостоверяется, что «Бог явися во плоти».

б) Требование к носителю епископского сана

Священный чин особенно важен в Церкви. Без него ни таинства, ни учение, ни что-либо другое должным образом исполняемо быть не может. Где есть исправное священство, там исправна и церковная жизнь. Основав церковь, Апостолы не оставляли ее самой себе, но рукополагали достойных, и им поручали назидание верующих. Так Павел и Варнава не прежде удалялись, как рукоположив пресвитеров во все церкви. И доселе на Востоке держится обычай, чтобы всякий город имел по возможности своего епископа. «Не хотел Апостол, чтобы вся область была подчинена одному лицу, но чтобы каждый епископ имел в своем попечении свою часть. Ибо таким образом и для него самого облегчится труд, и над пасомыми будет больше надзора, если епископ будет заниматься только одной церковью».

Дело пастырства есть дело апостольского преемства. Деятельное исполнение  сего Апостол назвал возгреванием дара Божия, который получает пастырь в силу рукоположения. Пастырство  или апостольское преемство не есть дело внешнего определения, как в гражданских должностях, но есть следствие внутреннего, благодатного совершения пастырем, в силу которого избранный делается способным к пастырству и печатлеется им. Исполняющий  дело пастырства, как должно, возгревает живущий  в нем дар благодати. Не  исполняющий – погашает.  Что течение воздуха для огня, то труды для возгревания дара благодати. Вера обязывает пастыря возгревать  дар Божий. По вере дар дан, верою принят, вера же представляет и сильнейшие побуждения к  ревностному действованию по дару. Дело епископства многотрудно и многоопасно. Не выдержать  его тому, кто приступает к нему равнодушно. Почему требуется  ревностное желание его: не того, чтобы пользоваться властью и почетом, но самого дела епископства, т.е. смотрения за спасаемыми  и руководство ко спасению,- не домогаться сана, но желать дела,  требуемого саном. Епископство – доброе дело, ибо предмет его добр – просвещать истиною, очищать понятия, исправлять нравы, руководить к совершенству в духовной жизни, отражать  лжеучения и лжеучителей, утешать скорбных, устроять пособия немощным, – быть отцом многопопечительным и благоустроительным. Кто  на все такие дела воспламенясь ревностью желает епископства, тот доброго дела желает, – ищет не удовлетворения недоброго похотения,  чести и славы, а желает потрудиться во благо других, быть всем слугою, не жалея себя.

При исповедании веры должно иметь твердость, а не трепетать и не стыдиться: ибо стыд есть признак безсильного малодушия.  Не только  должно  не стыдиться свидетельства Христова, ноне отказываться и пострадать за Него: вместе с тем, как свидетельствуешь о Христе, будь  готов и к страданию за Него. Терпя за благовестие  Христово, тем самым состраждешь Христу. На это получает пастырь от Бога в даре рукоположения духа силы. Приял духа силы – возгревай его, благодушно терпя все, что находит за благовестие.

Главнейшее, чем преимущественно держится Церковь, есть хиротонии. Апостол заповедует, чтобы без предварительного строгого испытания никто не получал церковного чина, чтобы прежде без предубеждения была  изследована жизнь и нравы кандидата, чтобы он был многократно испытан. Возводя недостойного на священство, рукополагающий приобщается его грехам, ибо вред, который тот причинит Церкви, вменяется тому, кто возвел эго на эту степень и доставил ему власть в Церкви. Рукополагаемый должен быть лучше прочих, недовольно ему быть без явных пороков, должна быть очевидна его добродетель.

Поэтому в древней Церкви кандидаты в священство выбирались преимущественно из людей зрелых, как  более духовно опытных и пользующихся уважением. Через рукоположение они получали благодать священства на продолжение апостольской проповеди и освящение верных благодатию через таинства. В силу  рукоположения они настоятельствовали  в общинах, руководя их в духовной жизни. «Добре предстоятельствовал  тот, кто ревновал о сем, не щадя сил и даже живота. Доброе предстоятельство в том, чтобы ради попечения о пасомых ничего не щадить» (св. Злат.).

На предстоятеле церкви лежит три дела: учить Слову Божию, руководить в духовной жизни, освящать таинствами. Первые два дела исправляются трудом в учении. Это приготовляет к принятию благодати через таинства. Кто подъемлет этот труд,  достоин большего обеспечения. От предстоятела Апостол требует трудов, подобных труду вола молотящего. Заповедь Христова гласит: «Достоин делать мзды своея». Следовательно, тот, кто предается покою, недостоин ее. «Недостоин ее тот, кто не есть вол молотящий, кто не несет терпеливо ярма, не обращая внимания на жар и терние, и не прежде оставляет его, как по собрании плодов в житницу. «(Св. Злат.). 

Апостол определяет, что избираемый на епископство,  должен браться за сие дело со всею ревностью, должен отличаться по семейным, гражданским и христианским добродетелям, особенно должен быт учителен; доказать свою способность к управлению Церковью добрым управлением своего дома; быть не из недавно крещеных, пользоваться уважением и среди неверных.

Первое требование к кандидату в священство – непорочность. А таким ему быть нельзя, если он не украшен всеми добродетелями. «Посему тот, кто удалил себя от такого звания своими поступками, не  должен желать его. Такому  следует не повелевать, но повиноваться. Ибо предстоятель Церкви должен быть светильником, ведя жизнь безукоризненную, т.ч. все, глядя на него, по его жизни устрояли свою собственную» (св. Злат.). «Предстоятель не должен быть из тех, кто перед самым возведением омыл свои нечистоты покаянием, но таковым, кто  со времени своего возрождения  во Христе не имел никакой нечистоты. Ибо как иначе возможет предстоятель Церкви изымать злого из среды ея, когда сам падал в тот же грех? Или как ему укорять согрешающего, когда он сам позволял себе то же?» (Бл. Иероним).

Второе требование – единобрачие; кандидат в священство должен быть женат однажды. Апостол почтил брак, не поставив его преградою к получению священства, но вместе с тем не дал поблажки и брачным удовольствиям, отказав в нем двоеженцам. Необходимые качества  для священства – воздержание и преданность единой. Они могут служить ручательством, что избираемый может добре управлять Церковью, ему вверяемую. «Кто не сохранил преданности умершей жене, тот может ли быть хорошим предстоятелем? Начальствующий  же не должен подавать подчиненным никакого повода к нареканиям,  а быть несравненно выше  всех» (св.Злат). При этом Апостол не законополагает, что священник непременно должен быть женат. Насколько двоеженец не гож для священства, настолько неженатый гож более одноженца. Почему с самого начала в Церкви при возможности выбирались не только в епископы, но и в священники неженатые, работавшие Богу в безпопечении житейском. Доставлял таких лиц чин аскетов, родившийся вместе с христианством и Апостолами благословенный и утвержденный в Церкви. Но хотя начало девству и было положено, не везде можно было найти кандидатом в епископы девственника. Между тем епископы были нужны, поэтому в первенствующей Церкви их избирали из таких, которые хотя и были женаты, но жили воздержанно, имея жен, жили, «как бы не имея их» (св. Злат.).

Необходимо чтобы дети избираемого были верные, не подлежали укору в блуде, непокорстве и строптивости. «Кто не мог научить своих детей, тот как может быть учителем других? Если он не мог устроить тех, которых имел при себе и воспитывал с самого начала, и над которыми имел власть и по законам и по природе, то как он может быть полезным для чужих?» Бывает, что отцы невиновны в развращении детей, тем не менее, дурные дети пресекают свободу слова епископа. «С какой свободой он может обличать чужих сынов и научать их правым путям, когда любой обличаемый возразит: прежде своих научи».

Епископ должен быть безукоризненен не только как семьянин и гражданин, но и как Божий строитель,  приставник и эконом. Церковь есть дом Божий, смотреть за порядком, в котором приставляется епископ. «Бог поставляет его над Своим домом, почему он должен быть точным исполнителем Его воли». «Да ведает же епископ, что ему вверяется народ Божий, а не его собственные рабы» (бл.Иерон). «Безукоризненность в церковном домостроении обязывает епископа не погрешать в питании Божией истиной вверенных ему душ, в освящении и укреплении их благодатию через преподание св. таинств,  наипаче же в незаблудном руководстве всех по пути ко спасению. Поэтому епископ не должен увлекаться своенравием, ставить свой произвол выше всего, не обращая внимания на нужды управляемых». Кто имеет внешнюю гражданскую власть, тот не всегда соображается  с желаниями подчиненных; но кто должен начальствовать над людьми, подчиняющимися ему добровольно‚ и чувствующими благодарность за его управление, тот, тот если будет поступать во всем только по произволу, будто  никому не имеющий давать отчета, сделает свое управление деспотическим» (св.Злат.).

«Власть поставляет человека во многие обстоятельства, которые и весьма кроткого делают весьма суровым, подавая множество поводов ко гневу. Посему, если он наперед не позаботился об укрощении этой страсти, то будет для подчиненных крайне тяжелым, повредит, погубит многое в делах своего управления. Епископу следует все делать увещанием, а не оскорблением. Надобно напоминать грешнику о суде, угрожать геенною и быть чистым от всякого оскорбления. Оскорбляемый же  делается более дерзким и презирает оскорбителя.» «Епископ не должен уязвлять совесть немощных братий, налагая наказания не во время и не должным образом. Ибо он есть врач душ, а врач не наносит ударов, но исправляет и врачует» (св.Злат.). «Епископ должен кротко переносить личные неприятности и оскорбления – но только такие. Ибо оставлять все без внимания, что терпят обидного пасомые, не есть признак скромности, свойственной епископу» (бл. Феод).

Апостол запретил епископу не только стяжание, но и вообще всякое желание, и искание  прибытка. «Епископ должен быть нестяжателен, иметь полное презрение к богатству»(св.Злат.). В епископе всякая стяжательность, даже законная, не только срамна, но и крайне вредна для дел епископства: ибо ничто так не кривит правого течения дел, как желание и искание прибытка. Господь заповедал всем христианам довольствоваться наличным и не заботиться о завтрашнем дне. Забота более, чем о настоящем и есть желание скверностяжания. «Епископ не только не должен желать прибытка от других, но и свое имение иждивать на странников.»(бл. Феоф) Страннолюбие Апостол везде заповедует целым церквям; для чего устроялись общие странноприимницы, попечение о коих лежало на епископе. Но чтобы он вернее исполнял эту должность, надо прежде избрания удостовериться, имеет ли он расположение к сему. Вообще  у епископа должно лежать сердце к делам благотворения  и милосердия.

Св. Златоуст по поводу минимальных требований к епископу,  предъявляемых Апостолом говорит: «Благие можно иметь надежды, если в этом приходится наставлять епископа: не пьяница, не убийца, не сварлив! Почему не выразил тех великих требований, которые предъявляет Христос ко всем своим ученикам: необходимость распять себя и всегда быть готову отдать душу свою за братий?

 Почему не заповедал епископу даже того, что заповедал мiрянам:»умертвите уды ваша яже на земли»(Кол.З,5)? Потому что среди новообращенных из язычества таких не много можно было найти, между тем епископов требовалось много. Поэтому Апостол указал уклонение от грубых пороков и низшие добродетели, чтобы если кто окажется имеющим высшие, не было и сомнений, что он достоин епископства».

Обязательное требование к пастырю – наличие у него благоразумия, как в собственном поведении, так и в ведении дел по управлению паствою. Трезвение христианина зорко смотрит за всем, происходящим в душе, доброму дает место, а недоброе изгоняет вон, – и так добре правит течение внутренней жизни, от которой сама собою устрояется и внешняя. Трезвение епископское  смотрит за всем, происходящим в его стаде,  доброе утверждает, а недоброе исправляет. Особенно зорко смотрит епископ, не подкрадываются ли какие волки, чтобы отгонять их жезлом пастырства своего. Он поставлен стражем дому Божия, почему должен бодрено стеречь дом сей. «Епископ должен быть проницательным и ничем не помрачать своего умственного взора, Ибо много есть случайностей, которые не дают ясно видеть и правильно  действовать. Почему он должен неусыпно бодрствовать, пламенеть духом, имея попечение о всей пастве» (св.Злат.).

 От епископа требуется безукоризненная справедливость, чуждая всякого лицеприятия, когда  приходится разбирать дела пасомых. Мiрянин может являться справедливым в узком кругу, а пастырь обязан соблюдать правду в отношении к стольким лицам, сколько у него пасомых.

Особое требование к священству – благоговение перед всем Божественным, не опускающее ничего, что обязательно  в отношении к Богу. Внешность священника должна быть благолепна, вызывая всеобщее уважение. «Служителю Божию надлежит быть степенну, и в выговоре, и в наружности, и во взгляде, и в походке, чтобы и в теле его было видно душевное благообразие»(бл.Феод.) . «Пастырь должен воздерживаться от всякой страсти, обнаруживаемой и языком, и рукою, и безстыдным взором»(св.Злат.). «Воздержание поставлено у Апостола в числе плодов Святого Духа. Если оно требуется от всех, не тем ли паче от епископа?»

Особенно следует епископу быть чистым от плотских грехов, возможных и при супружеской жизни, целомудренно и во время пользующегося супружеским ложем, или даже совсем воздерживающимся от него,- как  это было позже узаконено соборами для епископов. «Если и мiрянам повелевается ради молитвы воздерживаться от жен, то что сказать о епископе, который  каждодневно должен приносить Богу за грехи свои и народа непорочные жертвы? Чистота, и целомудрие епископа должны быть таковы, чтобы не только воздерживаться от плотского дела, но чтобы у имеющего совершать таинства Тела Христова был чисты и ум от помышлений  о жене, и око от воззрения от нее» (св.Злат.).

 Преимущество епископа состоит в учительстве, – от подчиненных этого не требуется, но от епископа требуется более всего. Епископ так должен быть полон учительности, что только случай,- учение текло из уст его рекой. При этом необходима приверженность к учению Христову, поставляющая проповедь Евангелия своим главным делом. Недовольно знать и содержать слово истины, надобно дорожить им, как жизнью, с готовностью  охранять его до положения живота. Это слово, принесенное на землю Спасителем и Апостолами, распостранненое силою Св.Духа. Здесь для епископа Апостол поставляет закон: держи слово благовестия, как принял,  так  и преподавай. Сила слова епископского в верности апостольскому учению; примесь суемудрия делает это слово безсильным.  Здравое апостольское учение учит и догматам истинным, и жизни правой. Епископ должен быть силен преподать верное слово верными и держать сих последних в вере ему, огражая  своих и отражая противящихся. «Ибо если не будут обличены враги истины, то они легко могут развратить сердца простёйших» (бл.Иерон). Учительность составляет отличительную черту епископа. «Кто не силен ни бороться с врагами истины; пленяя всяк ум в послушание

Христово, ни своих научать  и убеждать, – тот есть лжеепископ. Что наипаче характеризует епископа –  это свойство учить»(бл. Феоф).

Церковь – дом Божий, править которым избирается епископ. Способен ли на сие служение избираемый, можно судить по тому, как он правит своим домом, ибо управление требует одинаковых приемов.  Хороший управитель дома подает  добрые надежды и в церковном управлении. «Кто не умеет распоряжаться малым, тому можно  ли вверять попечение о важнейшем и  Божественном?(бл.Феод.)

Пастырь Церкви не должен быт из новообращенных. Новообращенный, как ни будь он воспламенен духом, все же есть новичок в деле веры и жизни по вере. Поэтому ему непригоже стать руководителем равно горящих духом, но давно уже вступивших в путь последования Господу, которые и знают больше и испытали множайшее. Но Апостол выставляет Причиной нравственную опасность для самого новообращенного, что он возгордится и подпадет такому же осуждению за гордость, как диавол. Нравственное состояние возгордившегося есть низпадение с высоты светлого состояния, в которое поставила его благодать Духа Святаго через св. Таинства, совершенные над ним. Ибо гордость обнажает от сей благодати, заграждает ей входы внутрь и предает в руки диавола.

Кандидату в пастыри подобает иметь и доброе свидетельство от внешних, т.е. не принадлежащих к Церкви. Иметь такое свидетельство не то значит, чтобы добыть форменное свидетельство от не своих и представить своим, но то, чтобы избираемый в епископы пользовался доброю славою и среди неверных, конечно не по внешнему положению, но по всем известной добродетели. В случае если бы выбрали имеющего у внешних свидетельство недоброе, поношение с него перейдет на все общество верных и тем пресечет успешное действие Евангелия. Соблазн для неверных от поношения епископа верных есть тоже сеть диавола.

 С самого начала основания Церкви Апостолами введены диаконы.  Первоначально им назначено было удовлетворять вещественные нужды верных, но скоро было поручено проповедовать и слово Божие, и служение при совершении таинств.  Диаконы были помощниками пресвитеров и епископов по всем частям, – и подобно им получали особую благодать через рукоположение. Вступая на сию степень, они вступали на путь к высшим степеням служения Церкви, почему требовались достойные лица. Поэтому требования к ним совпадают с требованиями к пресвитерам и епископам. Особо Апостол выделяет требование благоговения, страха Божия, богобоязненности, и отсутствие в кандидатах лукавства и хитрости. «Ибо ничто не делает человека столько безчестным, как лукавство; и ничто не приносит столько вреда Церкви, как хитрость»(св.Злат.)

Требование Апостола «содержать таинство веры в чистой совести» есть чистосердечная вера, неколеблющаяся и не раздваивающаяся в мыслях, глубокое во всем убеждение, недопускающее противных тому помышлений. Совесть чиста, когда, кто всеусильно делает все требуемое заповедям или исполняет всякую познанную волю Божию. Такая совесть всю душу освящает и делает человека сосудом пригодным к хранению Божественного таинства веры. Апостол  заповедует, чтобы избираемый в диаконы содержал таинство веры в чистой совести, т.е. веруя и жил чисто и безукоризненно, и по внешнему поведению, и по внутренним чувствам и настроениям.

Все кандидаты в священство должны подвергаться испытаниям, в которых бы показали, что все видимые в них добрые качества глубоко лежат в сердце, составляя черты установившегося их нрава, а не нечто показное и случайное. Особенно должна была быть испытана их способность к исправлению дел диаконства: благоразумность, распорядительность, внимательность в ведении внешних  дел. Доброе служение диаконства обещает добрые плоды и внешние, и внутренние и по церкви, и по сердечному отношению в вере к Господу Иисусу. Доброе служение Церкви в диаконстве есть дорога к епископству. Служение Церкви есть служение Самому Господу. Но как в житейском быту, верно и усердно работающий но работающий домовладыке, и доступ к нему имеет, и слово пред ним должное не робеет сказать, так и верно служащие в Церкви, самою совестию своею уполнамачиваются смело воззреть ко Господу и изрекать пред Ним желания сердца своего – и о себе, и  о верующих. Достигший сего усердным трудом в диаконстве уже достоин стоять на степени пресвитера и епископа, чтобы дерзновенно возносить ко Господу молитвы о Церкви. При соблюдении таких правил древней Церковью и при избрании кандидатов в священство из лиц почтенного возраста, необычно было им поскользаться на дела, достойные осуждения.  С другой стороны, пресвитеры, имея долг исправлять, легко подвергались нерасположению исправляемых, понуждающему последних, и за ними самими подсматривать, самих подозревать, облекая свои подозрения в достоверность. Поэтому не должно легко принимать обвинения на них. Но как человеки, и пресвитеры могут согрешить и, согрешая, подлежат суду и осуждению. Почему, когда  предстанут два или три свидетеля, подтверждая обвинение, должно принимать обвинении. Это не значит, что тотчас и суд произносить, но принимать во внимание, подвергать изследованию епископа и затем произносить суд. Если по изследовании окажется пресвитер согрешившим, епископу должно обличать его перед всеми, чтобы и прочие имели страх и с большей осторожностью удерживались от грехов. «Не осуждай прежде изследования, явно же уличенных в каких – либо беззакониях не удостаивай пощады, но произноси приговор на них в присутствии всех, чтобы из страха наказания избегали греха»(бл.Феод.). «Ибо как необдуманно осуждать бывает вредно, так и не наказывать явно согрешающих – значит давать дорогу другим к тому, чтобы и они сие творили. Но не больше ли будет соблазна, когда пред всеми станешь обличать пресвитера? Когда узнают грех, и не будут видеть наказания, тогда действительно станут соблазняться. Ибо от того, что согрешившие остаются ненаказанными, многие естественно и самипоползаются на тот же грех: как наоборот от того, что они бывают наказываемы публично, многие исправляются. Так действовал и Сам Бог. (св.Злат.).

в) Церковные собрания

Творить богослужение Апостол заповедует мужам, жены же  пусть слушают и молятся в безмолвии. Все псалмы и молитвы, читаемые и поемые в собрании верных, должны были твориться мужами, получившими на то дар. Обязательным было, как употреблять полученный дар во благо Церкви, так и не браться за дело на которое не получил дарования.

Имевшие расположение к молитве были заметны всем. Они и вступали в дело: одни по молитвенном освящений, другие по таинственном рукоположении. Те и другие составляли клир. Апостолы заводили его всюду, где ни основывали церкви. Всякая община имела своего предстоятеля – совершителя таинств, и своих молитвословов. Апостол заповедует, чтобы именно клирики творили молитвы, а другие не вмешивались произвольно в это дело, – иначе в церкви не может все идти благообразно и по чину.

г) О невозможности спасения вне Православной Церкви

Следуя традиции отцев, св. Феофан исключает возможность правильного понимания Св. писания вне Церкви. «Церковь Божия не доверяет личным таинственным внушениям, но для оценки верности постижения Писания имеет неизменную норму христианского ведения – символ веры, общность верования православных христиан всех времен и мест» - повторяет св. Феофан слова св. Иринея, против гностиков. «Эта норма и должна быть руководительницей в понимании Св. Писания. Ничто из несообразного с нею не может быть принято за верное понимания Писания. Кто не считает себя обязанным держаться нормы христианской истины, содержимой Церковью, тот не избежит ложных мыслей. Кто всякую понравившуюся ему личную мысль возводит в чин непреложной истины, тот разоряет истину Божию. Так порождались и порождаются  все ереси. Из отделившихся от Церкви, которая есть столп и утверждение истины, никто надлежащим образом не знает истины Божией. Христос есть Глава церкви, и не ищи Его у того, кто отделился от Церкви. Сей уже по сему самому не есть Христов.

 Под Церковью я разумею не всякую без разбора, носящую имя христианское,  а единую истинную Церковь, основанную Апостолами, и доселе хранящую все, чрез них богоучрежденного, – каковою Церковью является наша Православная Восточная Церковь, – и кроме нее никакая. Ни латинской  церкви, ни протестантских общин не следует признавать истинными Христовыми Церквами, – ибо они несообразны с апостольским устроением Церкви Божией. Латинская Церковь есть апостольского происхождения, но отступила от апостольских преданий и повредилась. Главный ее грех – страсть ковать новые догматы, по своему смышлению и своеволию. Так у ней повреждены существеннейшие части христианского исповедания: о Пресв.Троице, о естестве Бога и человека, об искуплении. Все сии учения чужды апостольскому преданию и суть измышления человеческие, коими латиняне испортили и повредили св. веру Апостолами преданную. .Особенно разрушителен новый догмат о непогрешимости папы. После него недоумеешь, как смотреть на эту церковь». Здесь важно свидетельство, св. Феофана, согласное с отеческой традицией, что само апостольское происхождение Церкви (и епископских хиротоний) при нарушении апостольского учения не дает ей права Претендовать на звание истинной апостольской Церкви. Необходимое условие апостольского преемства – сохранение в чистоте апостольского учения, без которого голая каноничность хиротоний не имеет смысла.

Протестантские общины можно назвать христианскими лишь потому, что они толкуют о христианстве, но никак не христовыми церквами. Христова Церковь устроена св. Апостолами по начертанию Самого Господа, Духом Святым уясненному и утвержденному. А эти общины устроены людьми самочинно, по плану ими сочиненному. У них есть многое взятое из апостольского предания, но всему дан иной строй, иное место и иной смысл. Они разоряли прежнее здание Церкви, брали из нее, что казалось им гожим, прибавляли свое и из смеси слагали свою общину. Что же тут Христово? В здании главное-идея здания и план по ней. Как у них то и другое не Христово, а свое, то эти общины несправедливо именовать Христовыми церквами. Истинную идею и план Церкви Божией Апостолы осуществляли в устроении Церкви на деле. Протестантские же общины, построенные по вымышленному плану из обломков разоренной ими Церкви, не суть подлинная Церковь, а поддельная. Они то же, что фальшивая монета или фабрикованное вино. Все фабриканты церквей исходят из той мысли, что Церкви Божией, как она устроена Апостолами, нет на земле, что я и называю разорением старого. Эти церковные фабриканты двояко виноваты: и тем, что берутся за дело, к которому не призваны, и тем, что не трудятся увидеть истинную Церковь Божию, которая по неложному обетованию Господа должна быть на земле до скончания века. Труд искания и обретения истинной Церкви был бы достоин похвалы, а труд фабрикования новой церкви смеха достоин. Тот спасителен, а этот ведет в пагубу и фабрикующего и увлекающихся в след его.

Два существеннейших блага воплощенного домостроительства: оправдание и освящение. Их оставил Господь и вверил Своей Церкви. Где обрести благодать, кроме Церкви – хранительницы таинств, без коих не подается благодать? Где иметь верное  руководство в деле ведения и в деле жизни, помимо Церкви в коей единой есть богоучрежденное пастырство? Где сподобишься сочетаться с Господом, если не в Церкви, коей глава есть Христос?

д) О значении Церковного богослужения

 Христианство в высшей степени духовно, ибо благодатно, и не видимо. И христиане истинные в высшей степени духовны, но не безплотны. Почему и при высшей духовности, они не могут не действовать телесно не только в отношении к людям, но и в отношении к Богу, – в самых духовнейших движениях сердец своих. Посему под видимым в Церкви должно провидеть невидимое и духовное, как в слове мы встречаем сокрытую мысль. Внешний строй Церкви и все ее богослужебные порядки не суть главное, а служат только к выражению, воспитанию и ограждению внутреннего нравственно-религиозного строя христиан. Церковь не есть только то, что видится в ней внешнего, но она совмещает в себе и все внутреннее духовное и благодатное. Кто истинно в духе Церкви живет и действует, тот и духовный и благодатный. Богослужебная часть наиболее выражает церковную жизнь. Существо священнослужения в молитвах, читаемых,  поемых, и мысленно к Богу возносимых. Но как мы заключены в пространство и время, то и всякое такое служение требует своего времени, места, порядка, обстановки, т.е. обряда, – того, что неизбежно обстоит ряд молитв, хотя и не составляет существа служения. Священник в известном месте, в известное время, в определенном порядке, как положено в Церкви совершает свое священнослужение, при чем и он, и причт, и молящиеся держат себя в известном положении. Все сие есть обряд. Но существо дела не в этом внешнем, а в ряде молитвословий, совершаемых при сем. Зародившееся в душе вызывает соответственное действование телом, и является дело совершенное. Таково и всякое священнослужение и молитвословие. Возбуждается в духе потребность и желание вознестись к Богу с прошением или благодарением. Это вызывает известное молитвенное действование телом, которое являет дело молитвы, в коей внутреннее и духовное сочетано с внешним и телесным. Так обряд есть обстановка неизбежная по условиям нашего теперешнего существования, однако не случайная, но соответствующая, как значению его служения, так и настроению совершающих и участвующих в нем. При этом вся сила полагается не во внешнем, а во внутреннем к Богу обращении и при том церковно, Кто чает служить благоугодно Богу вне Церкви, того чаяние суетно. Ибо Церковь и только она преисполнена небесных сил. Кто приходит в соприкосновение с нею, тот причащается сил ее.  Вводят в сие соприкосновение разные церковные молитвословия, или чины. Также существо других частей церковной жизни в том духе, с которым они совершаются, а не в видимости, в какой они являются.

В св. Церкви все направлено к спасению человека. Как только возродится в человеке желание спасения и прозябнет в нем семя духовной жизни, Церковь тотчас облагает его своими учреждениями видимыми, сокрывающими в себе духовные элементы. И человек, состоя под их влиянием и действуя по ним, сам не замечая того, растет и крепнет духом. Дух человека извлекает из всякого вида церковной жизни содержащийся в нем духовный элемент, и тем питается и растет. В деле нашего спасения и что от Бога, и что от нас, все должно быть видимо и приемлемо. Церковь Божия ввела такие порядки религиозной жизни для своих чад, чтобы они, живя по ним, всегда были освящаемы, прочно утверждались в духовной жизни и преуспевали в ней. Здесь конец видимого – не видимое, телесного – духовное, земного – небесное.

Церковь есть дом Божий. В ней есть много, всего по экономии, т. е. по устроению спасения чад ее. У нас много потребностей, которые не пресекаются, а требуют своего всю жизнь, начиная с минуты рождения до смерти. Св. Церковь и обнимает своею церковностью всего человека во всю жизнь: она принимает его в свои объятия тотчас по после рождении, сопутствует ему по всему течению жизни и препровождает его на тот свет. И как это благотворно! Мiр окружает нас со своими прелестями и духи злобы со своими кознями. Св. Церковь, всесторонне окружая нас своей церковностью, и дух мiра отревает от нас, и стрелы духовной злобы отражает. И выходит, что ходящий по всем уставам церковности есть как в непроницаемую броню облеченный. Вошедши в порядки жизни, она для привыкших не составляет уже ничего особенного и исполняется легко, как легко дышится. Отягощение чем-либо церковным обличает такого в отчуждении от Церкви. Освятительная и защитительная сила Церкви проявляется и в чем-либо малом из церковного. Только неверие и решительное отчуждение от всякой церковности делает бедного отступника голым и беззащитным.

Все, что ни учреждено в Церкви, учреждено в удовлетворение живых, а не выдуманных духовных потребностей. Ктому же все учреждалось по благоизволению Господа, Главы Церкви, в духе Его и сообразно с Его обетованиями. Без Господа ничто не вошло в Церковь, ни большое, ни малое, ибо она воистину  есть живое тело Его, Им живущее. Содержимое Церковью можно только различать по степени важности. Есть существенно необходимое, без чего Церковь, не Церковь (священство, таинства, службы, посты); есть спасительно и душеполезное (иконы),есть такое, что утешает и услаждает чад ее (пение). Ничего сущего в Церкви не следует касаться дерзкою рукою самочиния, а принимать все в том качестве, как оно заведено и держится. Ибо все в ней назидательно и питает дух верующих. И какого бы качества ни было содержимое Церковью, все то от Господа есть – или прямо Им учреждено, или Им благоизволено. Если в теле нашем ничего не деется без зависимости от головы, то тем паче надо веровать что так есть в Церкви Божией, т.е. в ней, как в теле Господа, ничего не 6ывает без Него. Истинная вера всегда осязает десницу Господа во всякой церковности и принимает ее, как от Него исходящую, со смиренной и теплой покорностью, не позволял себе дерзких замыслов об отменениях или изменениях.

Свобода от подзаконности иудейской, дарованная нам о Христе ,не есть поставление нас вне всякой законности, а есть выход в законность христианскую, не во внутренней только духовной жизни, но и во внешних порядках религиозных. Поелику собрание верующих составляет общество определенного духа и цели, то оно должно быть благоустроено и ограждено законами неизменными, как неизменен должен быть его дух и цель. Но как общество сие есть видимое, подлежащее местным и временным условиям, то подзаконность его, пребывая неизменной в существе,  в приложении или образе исполнения может быть не одинаковой во всех местах и во все времена. Вот и подзаконность и ее свобода!

 В Ветхом Завете вменялось в закон не только существенное, но и разнообразное приложение того до подробностей. Так было необходимо потому, что тот Завет представлял руководство от внешнего к внутреннему. Христианство,  напротив, идет от внутреннего к внешнему. В нем дан дух жизни о Христе Иисусе и в сем духе существенная законность для общества христианского; применение же сей законности оставлено на свободу. Церковь с самого сошествия Св. Духа начала облекаться в свое внешнее, отрешаясь мало помалу от внешнего ветхозаветного по всем сторонам религиозного действования. Но как первоначально сие облачение себя внешностью было отдано в руки самой Церкви, так и после, по устроении сего облачения, оно состоит в тех же руках Церкви. Облекшись, Церковь тем не связала себя, власть ее над своею внешностью не пресеклась, она осталась властною в отношении к ней на все времена. Почему, как первоначально вводить все она имела свободу, так и потом подновлять, пополнять, изменять,  она может и имеет долг по требованию обстоятельств, времени и места, по руководству живущего в ней Св. Духа. Свободу сию Церковь проявляла, и будет проявлять.

Что может быть в Церкви изменяемо и что неизменяемо? Чтобы быть в Церкви священству, таинствам, церковным собраниям для молитв и жертвы без кровной, быть посту, быть благотворительным учреждениям – это неотложный закон. Господь Духом Святым через Апостолов всюду это и учреждал, как только где образовывалась Церковь. Но образ ведения сих дел и частные в отношении их порядки предоставлены были на свободу каждой Церкви. Законом неотложным поставлялось, чтобы все вводимое было благообразно и по чину, и чтобы оно вполне соответствовало духу веры и жизни о Христе. Но сия предоставленная Церкви свобода не есть достояние каждого сына Церкви. Наш долг повиноваться Церкви. Все, что есть и установлено в ней есть закон для каждого из нас. Но и мы не закованы в сие, как в оковы. Когда мы обще со всеми действуем, тогда обязаны действовать по уставу, а когда что делаем дома одни, то тут и нам оставлена свобода. Церковь не обыкновенное человеческое общество, а тело, состоящее под главою Христом, Духом Святым руководимое и животворимое. Потому покорность Церкви есть покорность Богу. Почему веруем, что исполняя все от души, мы Богу служим и Ему благоугождаем. Хотя действование наше бывает лишь видимое телесное ‚но действуем с духовным настроением.

Все малое и великое должно быть исполняемо с полным благоговением, приличествующим Богу. Благоговение наше должно быть соизмеряемо не с великостью делаемого , а с лицем Бога, к Коему это относится. Кадит ли кто, читает или поет, коль скоро небрежно сие исполняет, подлежит суду творящих дело Божие с небрежением. Нет действия, которое не поставляло бы человека пред лице Бога и чрез тоне обязывало к действованию благоговейному, как подобает действовать пред лицем Бога. Отсюда действующий по церковному  как следует, непрерывно проходит науку благоговения пред Богом, с посвящением Ему всего, а отсюда навык – с каждым делом видимым соединять все внимание ума, все сочувствие сердца, всю ревность воли.

Церковность наша вся исполнена духовной стихией, и потому ходящий в ней оживляет весь состав духовной жизни. Как кровоточивая, коснувшись края ризы Господней, привлекла целительную силу от Него, так и всякий, ходящий в церковных порядках, приемлет приток благодати в оживление своего духа. Внешний чин Церкви есть риза Господа, сама же Церковь – тело Его.

Если же Церковь властна переменять свое внешнее, то почему не переменяет? Ей дана власть переменять не для упражнения в сей власти, а только в том случае, если какое – либо действие, определяемое ее уставом, перестало питать дух. И это не по капризу отдельных лиц, но удостоверившись, что действительно так есть, и что перемена желательна в видах пользы духовной, а не каких-либо удобств внешних. Если же в Церкви все назидательно, удовлетворяет потребность духа, а не излишество составляет, то для чего ей переменять? – Она и не переменяет.

е) О неизменности православного учения

В учениях человеческих то и слава науке, когда она поновляется и этим представляет движение к совершенному развитию. Не то в учении Божественном. Оно должно всегда пребывать единым и неизменным, как неизменен и вечен Сам Бог. И для нас было бы страшным обличением, если бы в своем прошедшем мы могли указать какие-нибудь изменения в учении, хотя бы под пышным титлом совершенствования и развития; а то, что оно и теперь неизменно, не укора, а одобрения достойно. Ему и должно пребыть таковым, каково оно было от самих Апостолов. Прибавлениями, изменениями могут хвалиться другие общества христианские, отпадшие от единения с истинной Церковью Божией. Они и отпали по случаю изменений в учении, и изменчивость стала существенною их чертою. Пусть хвалятся паписты, вымыслившие ложный центр единства и потерявшие истинную точку опоры, – пусть хвалятся и меряют тем свою жизненность, если можно хвалиться излишними наростами и струпьями! Пусть хвалятся протестанты, не постоянные, как ветер и неустойчивые, как волны моря, со своею ложною и небывалой свободою убеждений, в последних выводах своих дошедшие до безбожия! Нам же да не будет хвалиться, разве ревностию таковым же хранить наше учение, каково оно было вначале,  в похвалу Церкви Божией в день Христов, страшась грозного суда Апостола: «аще мы или Ангел с небесе благовестит вам паче (не сказал: противное, но – паче, т.е. что-нибудь еще кроме благовествованного),еже благовестихом вам – анафема да будет!»(Гал.1,8).

Мы последние учимся у первых: первые руководят, остерегают, держат нас в должных пределах. Так единая истина переходит из рода в род, из века в век. Необузданная свобода богословской науки есть плен истины. Свяжем науку, да свободною всегда пребудет истина Божия.

Человеческие науки все стремятся к новому, ибо не имеют истины, а только ищут ее. Для нас и истина, и путь к ней определены навсегда. Мы обладаем истиной, и весь труд у нас обращается на ее усвоение, а не на ее открытие. Нашему учению свойственно движение не в области истины, а в области обладаемых истиною и покорных ей. Наш долг сообщать истину Божию всякому новому поколению, просвещать ею народы, неведующие ее, паче же всего хранить неприкосновенною истину Божию в сердцах всех, находящихся в ограде Церкви.

Должно прозревать и предугадывать ухищрения духа лжи, противоставлять его козням действенный отпор. Со времен явления Господа на земле, дух лжи не перестает возставать на истину и враждебно покушается подавить ее, видоизменяя приемы, и неизменным оставаясь в коварстве. После разнообразных ересей он изобрел на Западе центр ложного единства, и с его помощью, прямо и косвенно, расплодил там множество зловредных учений, которые почти совсем заслонили собой истину, изнемогающую в борьбе с ними, ибо к ней самой примешена часть лжи, обессиливающая ее. Оттого Европа сильно страдает лжеверием и неверием. Два неприятельских стана: папизм и вольномыслие, – как бы противоположности, а между тем это отец и исчадие его.

Господь, пришедши на землю, произвел спасительное разъединение мiра, крепкого в лукавом единомыслии. Вверженный Им на землю огнь божественной жизни,  отревая чувственность и самость, и привлекая к себе дух человека, из сего совокупления образовал духовное Царство Божие – св. Церковь, хранимую Им доселе среди нас. Ныне огнь из бездны исторгающийся, снова распаляет самость и чувственность, чтобы погасить дух, возжженный вначале. Нам же вверено хранить огнь Божий неугасимым во святилище Божием.

Тот образ исповедания, который мы содержим, тот образ жизни, которым водимся, тот образ освящения, который приемлем, – вообще путь спасения, коим течем,- есть тот самый, который водворен на земле Апостолами, и от них преемствен дошел до нас, и среди нас пребывает без всякого изменения. Какое великое для нас утешение! Стало быть, неложна надежда, коей питаемся, нелицемерно дерзновение пред Богом, коим воодушевляемся, необманчиво чувство правоты нашей, коим исполняемся! Сознавая сие, положим себе законом: свято хранить веру, нами исповедуемую, содержа неизменным и образ исповедания, и образ освящения, и

образ жития нам Церковью предписанный, – не поддаваясь тем, кои отпали от нее и закоснели в сем заблуждении. Это те, у кого не только не достает таинств, но и исповедание веры не истинно, – каковы протестанты, а также те, у кого хотя исповедание веры и не совсем испорчено, но которые неприемля истинного священства сами себя лишают св. таинств, и след. благодати Божией – каковы раскольники. Ибо ни те, ни другие не содержат истинного образа спасения, указанного Апостолами.

Дело веры есть отношение нашего духа к Богу. Как Бог неизменен, и та же природа наша, так неизменен должен быть и Символ веры. Поэтому до самого скончания века мы не должны ожидать никакого нового откровения. Если бы кто пришел и стал нас уверять, что он принес нам от Бога новое откровение, то мы должны почесть его лжецом. В Апостольском критерия духа истины отмечено следующее: 1) Христос есть истинный Бог и истинный человек в едином Лице.  След. дух, отвергающий Его Божество или таинство Воплощения, есть антихристов. 2)Спасение наше состоит в освящении благодатью, подаваемой через таинства. Кто предлагает иной способ освящения, тот антихристов. 3) Чаем Второго пришествия Христова, воскресения мертвых, Суда и жизни будущего века.

 Дан тебе срок земной жизни – спеши воспользоваться им во спасение, ибо другой жизни, подобной, не будет. Какой дух будет проповедовать иначе, обещая другое рождение и другую жизнь, тот антихристов. Всех таковых духов не слушайте, и смело произносите от них суд словом Апостола, прибавляя к сему и Апостольское решение: анафема да будет.

Говорят: мое учение строго. Мое учение мое, и не должно быть мое. С сего священного места никто не должен проповедовать своего учения. Отсюда должен быть издаваем всегда глас Господа – Пастыреначальника. И если бы я или кто другой дерзнул проповедовать здесь свое учение, – долой нас отсюда. Мы проповедуем учение Христово, Его Апостолов, св.Церкви, Духом Божиим руководимой, – и всячески заботимся о том, чтобы оно сохранилось в умах и сердцах ваших цело и неприкосновенно, – с осторожностью проводя всякую мысль и употребляя всякое слово, чтобы каким-либо образом не наложить тени на светлое Бож. учение. Иначе действовать нельзя.

Ложное начало говорит, что будто христианство может быть изменяемо в своих догматах, правилах и осветительных действиях соответственно духу времени, вкусам сынов времени сего. Это не так. Христианство не состоит под управлением духа века, а напротив, само назначено властвовать над ним во всех, покоряющихся его водительству. Люди века сего не себя хотят обновлять по образцу христианства, а христианство поновлять по своим прихотям, не себя ему подчиняя, а его к себе применяя. Оставаясь в падшем естестве, они мечтают идти вперед посредством разных отмен церковных порядков. Порядок требует, чтобы мы изменялись и обновлялись по устроению христианскому. Они же, изменяя не себя, а христианство, подрывая всякую возможность к действительному нашему совершенству. Христианство есть лествица, возводящая на небо, путь, ведущий в живот. Лествица сия утверждена изначально и многих уже возвела на небо. Не перестраивать ее надо, а восходить по ней. Путь сей уже испытан. Не покушаясь изменять его, неленостно восходи туда, куда он ведет.

Поблажки и льготы ведут в пагубу. Да и кто нам дал власть прописывать их. Так нечего вам и ожидать их от нас! Вот индульгенции папы Римского – это льготы, которые он дает наперекор закону Христову. От них развратился в вере и жизни весь запад, – и теперь гибнет в неверии и вольности со своими льготами. И стало у них теперь: веруй, как вздумаешь, живи, как хочешь, наслаждайся, чем душе твоей  угодно. Никаких законов и стеснений не признают, все преграды разметаны. Но сей широкий путь ведет в пагубу. Вот куда завело послабление и изменение в учении.

Возлюбим христианские догматы и стесним ими свой ум. Возлюбим христианские правила жизни и стесним ими волю свою. Возлюбим все чины церковные и стесним ими сердце свое. Как в клетку себя заключим или будем себя по тесному проходу, – зато, несомненно, войдем в Царство Божие.

Отличительная черта Церкви есть твердость и неизменность в началах ведения, в правилах жизни и освящения. Истинное обновление человечества уже произведено Христом и другого не обещано. После этого можно ожидать только обновления всей твари при кончине века. До того же времени надлежит нам пребывать неизменными и неподвижными во всем спасительном устроении св. Церкви, преданном ей на хранение Господом. В сем то и сокрыт оживительный дух  христианства. Само устроение христианства неподвижно, но всякий вступающий в него и проходящий его, обновляется, пока не облечется наконец в нового человека.

Никакие удобства этой жизни не могут изменить той истины, что узкие врата и тесный путь вводят в живот, противное тому есть ложь. Никакая гуманность и цивилизованность не обольстит нас, будто в угоду сему истина может подать руку лжи, Христос – велиару.  никакое благоденствие на земле не исключает у нас чаяние нового неба и новой земли по обетованию Божию. И так во всем! Утвердим в себе сознание духа веры и жизни христианских, и, храня его непоколебимым, все несогласное с ним будем отревать. Сие сознание будет в духе нашем, как утес среди волн моря. Ложь восторжествует в конце истории, но только на время. Придет срок и победит Господь на Суде Своем. Ложь есть призрак. Вся тяжесть осуждения падает на изобретателей и на всех, кто позволил себе быть проводником ее.

ж) О единомыслии, как основе православного исповедания

Истина в Церкви состоит в общности исповедания, – что всем, всегда, всюду было исповедуемо, то истинно. На Соборах, когда св. Отцы удостоверялись, что сия есть вера Божественная, Апостольская и Отеческая, и что тот богоборец, кто учит иначе. И все ищущие истины при ее определении роются не в своих соображениях, а в богопреданном исповедании Церкви. Вот знамя и проба истины! Это знамя Бог воздвиг в Своей Церкви, чтобы при смешении понятий, почти всегда имеющем место в человечестве, всякий, узрев сие знамя, мог с благонадежностью сказать: вот здесь истина, вот чего хочет Бог! Надпись на сем знамени – общность исповедания, А своеличное мнение было и всегда есть источник ересей и заблуждений. Многие еретики пали от того, что при возникших вопросах обратились не к общности исповедания, а к своим соображения, – и запутались.

Господь блюдет открытую Им истину не одною Своею силою, а вместе так благоволил устроить Церковь, чтобы она была способной навсегда сохранить сию истину при Его руководстве. Поэтому благодарно и послушно приемля то, что от Господа, мы, как сыны Церкви, должны сознавать свою обязанность, и оказывать посильное содействие в хранении истины, – и это всякий, и большой, и малый. Сила к хранению истины, которую положил Господь в Своей Церкви, состоит в единомыслии. Как един господь и един Дух, так и учение Церкви едино. «Един Господь, едина вера» (Еф.4,4). Так единодушие, единоверие, единомыслие, есть существеннейшая черта в христианстве, как бы исходное начало его жизни и краеугольное основание его.

Сей дух единомыслия, внедренный Апостолами в верующих, навсегда пребыл между нами и стал потом главным началом ведения христианского, пробным камнем для различения истины от лжи. Истина в том, как всегда и везде учили. И это все, всегда, везде, – стало термином, характеризующим истину христианскую. Все ереси произошли от нарушения сего основного правила истины. Ересь ест суждение о церковном учения по-своему, не соображаясь с тем,  как судить о том предал Церкви Господь. Единомыслие, которым от начала поверялась истина христианская и облачалась ложь, не в книгах только изображалось, а было живо в умах и сердцах, и составляло действительное настроение всех. Почему, как только обнаруживалось где-либо разномыслие, оно тотчас было замечаемо как дело беззаконное. Так, сила к сохранению истины, лежащая в самой Церкви есть живое единомыслие ея членов, т.е. когда она живет в умах и сердцах всех и всеми обладает. Если же часть хранения истины вверена самой Церкви, т.е. всем ея членам, то очевидно, что всякий, по мере сил, должен узнавать эту истину и хранить ея. Чтобы хранить истину надо ее знать. Так всякий ведущий церковную истину становятся ея блюстителем и защитником. Чем более ведущих истину, тем сильнее ея защита, тем безопаснее она – не сама по себе, а в среде людей. Напротив, чем менее ведущих истину, тем менее оплотов против лжи, – тем опаснее положение истины среди нас. В этом отношении всякий неведующий истины по равнодушию и лености к ней есть уже изменник св. Церкви. Строго? – Но так есть. С особой силой эта вина падает на тех, которые имеют способы узнать истину и не узнают ея.

з) О безблагодатности внецерковных обществ

Сошествие Св. Духа и Его пребывание Церкви отражается в действии нашего дыхания. Сошествие Св. Духа есть первый вздох человечества Бож. духом. Дохнувши однажды Духом в день Пятидесятницы, род человеческий дышит Им с тех пор непрерывно. Легкие, в коих сие совершается, есть св. Церковь, каналы в легких – Бож. таинства и другие освятительные церковные действия. Колебание груди есть годовое движение церковного богослужения.

Не все человечество причастно животворных действий сего Бож. дыхания. Причины сему те, что в одной части человечества повреждены органы дыхания, в другой – большая часть людей не подвергает себя влиянию сего благотворного дыхания. Чтобы Бож. дух оказывал полное Свое действие, необходимо, чтобы органы, Им Самим учрежденные для сообщения Себя, были целы, т.е. все Бож. таинства и священнодействия сохранялись в том виде, как они установлены Апостолами по внушению Духа Божия. Где повреждены сии учреждения, там дыхание Бож. Духом не имеет полного действия. Так у папистов все таинства повреждены, искажены многие спасительные священнодействия. Папство – легкое со струпьями или загнившее. У лютеран большая часть таинств и священнодействий отвергнута, оставшаяся искажена в смысле и форме. Они походят на тех, у коих сгнило три четверти легких, а остальная дотлевает. Близки к ним, но еще поврежденнее все сектанты, а также наши раскольники. Все таковые не дышат или едва дышат, и потому суть тлеющие трупы.

Христиане – грешники также лишаются Духа, но каются, исповедуются, говеют, причащаются св. таинств – и снова начинают дышать Бож. Духом. Без этого дыхания нет жизни. Как Церковь дышит Духом, так Им должны дышать все мы. Уста, коими приемлется Бож. Дух или отверзается сердце для приятия Его, есть живая вера; соприкосновение с ним есть участие в таинствах и священнодействиях по уставу Церкви; усвоение Его есть действование по Его внушению, выражаемому в требованиях совести и заповедях Евангельских. Кто живет так, тот дышит Духом и оживляется Им. Верное же свидетельство присутствия Духа есть молитва, которая есть дыхание Духа. Кто хорошо, собранно и тепло молится дома и в церкви, тот дышит духом.

Раскольники говорят: Церковь там, где хранятся правые догматы. Это не совсем верно, а в отношении к ним тем более. Господь, устроив через св. Апостолов Церковь, заповедал: 1) содержать правые догматы, 2) исполнять заповеди, 3) иметь законное священство, преемственно идущее от Апостолов, 4) иметь св. таинства. Чтобы исполнять заповеди и жить богоугодно, для сего необходима небесная благодать. Благодать же подается не иначе, как через св. Таинства, для совершения которых необходимо законное священство. Оно же преподает церковное учение и руководит в исполнения заповедей. Все дело спасения можно выразить так: содержи здравое Апостольское и святоотеческое учение и, принимая благодать в св. таинствах, живи по заповедям Господним под руководством законных пастырей Церкви, –  и спасешься. Кто все сие проходит, тот спасается. И в каком обществе все сие действует, то общество спасающее, т .е. истинная Церковь Христова. А где нет хоть одного из четырех, там нет спасения, нет Церкви. У половцев и безпоповцев раскольников нет священства, нет совершения таинств, нет благодати, нет спасения, нет к Церкви.  Ибо только те спасаются, которые в Церкви, вне же Церкви, как вне ковчега Ноева, нет спасения.

 В Символе веры нам указано, как узнавать истинную Церковь. Вот ее признаки: единость, святость, соборность и апостольство. Есть ли все сия признаки у раскольников? Ничего нет! Единства нет, ибо все разбились на безтолковые толки и несогласные согласия, которые друг с другом не сообщаются. Святости нет, ибо без благодати только грех и нечистота. Соборности нет, ибо отступились от соборных правил и от вселенской Церкви. Апостольства нет, ибо нет апостольского преемства. Говорят они: «у вас древнеотеческое предание».  Да разве этих преданий десять,  по числу их толков? Отеческое предание одно.  Когда же оно не од у них, стало быть не древнеотеческое, а человеческие выдумки. Где же тут единая Церковь Христова? Какое же это тело Церкви, когда все члены распались и разошлись в разные стороны?

Дело спасения – великое дело. А у раскольников нет спасения. Ибо у них нет священства и таинств, нет Церкви. Долго принимали к себе беглых попов, а потом нашли запрещенного беглого архиерея. Говорят: вот мы завели теперь Корень священства. Завели корень, да гнилой, без плодный. Амвросий, которого они к себе сманили, был связан запрещением, и стало быть не имел благодати действующей и не мог сообщать ее другим. И все, которые им поставлены, как были мiрянами, так и остались, хотя и величаются епископами и священниками. Все  это одни имена без нестоящей силы. Пуст, говорят, был запрещен. Его разрешили старцы. Дивное дело! Простые мiряне разрешают епископа и возвращают ему архиерейскую власть! Разрешать может только тот, кто имеет власть и рукополагать. Старики их и дьячковского посвящения не имели, как же могли они возвращать епископу архиерейскую благодать, когда это то же, что и рукоположить. Не возвратили, и Амвросий остался запрещенным, несмотря на смешные над ним обряды. Если запрещен, то благодать в нем пресечена и не могла изливаться на других. Пока Амвросий не был запрещен, он был подобен желобу, переливающему воду, а когда попал под запрещение, стал то же, что желоб, запертый и сухой, – не мог уже сообщать другим воды благодатной, которой сам не имел. Так что как не имели раскольники священства, так и не имеют.

Вот ослепление жалкое и пагубное! Потеряли раскольники истинную Церковь и блуждают. Перед глазами их истинная Православная Церковь, а они не видят. Не видят Церкви, в которой все есть – здравое учение, заповеди Господни, священство и таинства. Благоразумные старообрядцы, зная, что без священства нет спасения, обратились к правой Церкви и испросили себе священников. Священники совершают у них св. таинства, и стал у них не безнадежный образ спасения. Так уж, если кто не хочет обращаться к Православной Церкви – прими единоверчество, а не губи души своей вне всякого общения со св. Церковью. Только это я говорю раскольникам, а кто ходит в православную Церковь, тому к единоверчеству обращаться не годится. Это значит пятиться назад, чему не подобает быть.

Таким образом, св. Феофан благодатность Церкви связывал с ее апостольским преемством, понимаемым, как преемство догматического и нравственно – аскетического учения, преемство хиротоний иерархии и образа совершения таинств. Безблагодатность раскольников и протестантов вытекала, прежде всего, из отсутствия у них законного священства, а также повреждения у них учения о спасения. Ограниченная благодатность латинян была связана по Феофану, с искажениями у них догматического и аскетического учения и искажением формы совершения таинств. Единственное преимущество латинян перед протестантами состояло в сохранении у них преемства хиротоний архиереев, а также в наименьшем повреждении формы таинств. Исходя из этого, Русская Церковь синодального периода принимала латинян только через покаяние и отречение от заблуждений папизма, а протестантов, кроме этого, и через мvропомазание.

2) Митрополит Филарет Московский

а) О назначении христианского храма

Когда мы одно место преимущественно перед другими именуем Домом Божиим, да не подумает кто, будто мы представляем Бога вместимым и Ограниченным. Бог есть круг, коего средоточие везде, а окружение нигде. Говорим же: «есть Господь на месте сем», когда Его присутствие становится нам ощутительно. Так мы видим «невидимая Божия от создания мiра твореньми помышляема», говорим: природа есть храм Творца. И Апостол, приметив, как Бог действует в избранных Своих, приветствует их: «вы есте церкви Бога жива».

Храм природы необъятен, престол небес недосягаем для ума земнородного, внутренняя церковь (человек) невидима иногда и для самих обладателей ее. Между тем Человек более или менее чувственный ищет приблизиться к Богу чувственно. Бог Сам приближался к немощи плоти нашей для возведения нас чрез чувственное к духовному, когда открывал Себя видимо в таинственных явлениях, и сие было чистое начало как внешнего богослужения, так и всех священных мест, начиная от Авелева жертвенника до безкровных алтарей христианских. Когда места богослужения соделались предметом служения, и знамениям приписана сила знаменуемого, родилось идолопоклонство и суеверие. Что бы другое, как не капище был бы и сей храм, если бы только внешнее великолепие привлекало наше почтение. Не превратились бы для нас в идолов и сии священные изображения, если бы мы повергались пред ними в слепой надежде получить от них освящение, а не потому что, читая сию открытую книгу таен благопознания и добродетелей христианских, возвышаемся духом в горняя? Вещество может освящаться Божеством, а не само освящать человечество. Се есть храм Господень, ибо Творец приемлет здесь поклонение твари в лице человека. Се есть престол Царя царей: ибо здесь Он творит царям суды Свои. Наипаче же се есть дом Божий: ибо здесь Бог является не столько в облечении величества и славы, сколько в кроткой простоте Отца, обращающегося посреди чад и присных Своих, к ним беседующего любовью, ям внемлющего милосердием, их питающего хлебом живота и простирающего им Свои объятия. Се чудесное ложе, на котором под по кровом Тайны покоится Самое Божественное Тело Искупителя, и вместе трапезы, от которой верные вкушают плоть и пиют кровь Его.

Тот, Которого престол есть небо и земля подножие, Который Своим присутствием проницает и глубины ада, Который наполняет, объемлет и носит всяческая глаголом силы Своея так, что мы в нем живем, движемся и есмы, может ли заключаться в тесном бренном жилище? Однако поелику сердце человеческое так оземленело, что не имеет собственных сил возноситься к небесным ощущениям, и ум помрачился, – то Бог Сам преклоняет небеса, дабы приблизить к Себе земнородного, и чтобы научить его непрестанному хождению пред Собою, для конечного и плотоносного его духа, как бы сокращает Свое духовное вездесущие в чувственные знамения и явления преходящие. Человек, со своей стороны, дабы удержать себя в спасительной сей близости к Богу силою веры, и по естественному побуждению, и по внушению Самого Божества, собирает Богонапечатленные знамения; наблюдает следы Бож. явлений, и места, способные посредством таковых напоминаний возобновлять ощущения благодатного присутствия Божия, усвояет Богу, исключительно предоставляя их для торжественного Ему служения. Так и христианские храмы, по древнему обыкновению, сохраняют в себе или целые гробы, или части тех священных телес , в коих Бог явился дивным во святых Своих. Посему вообще дом Божий на земле образуется снисхождением Бога к человеку и приближением человека к Богу. Бог сообщает ему славу благодатного присутствия, а человек благолепие живой веры.  Слава Божия делает его святым для человека, а благолепие человеческое – угодным для Бога. Храм Божий един для присутствия Божия, хотя и множественен для приближающихся к Нему человеков. Здесь является Господь в величии Творца и Вседержителя; воздвигает, яко Царь царей видимый престол Своего владычества; преклоняет пред Собою колено разумных тварей; внемлет славословиям, приемлет благодарные исповедания, приникает на мольбы , освящает власть сильных земли, признавая их Своими орудиями; здесь присносущее Слово Его исходит из священных книг и из уст Его служителей; беседует в Своих изображениях; возобновляет каждый день Свое воплощение и крестную жертву на таинственном алтаре; питает присных Своих духом и истиною, да будут «един дух с Господем» (1Кор.6,17), питает Своим телом и кровию, да будут «уди единаго тела, от плоти Его и от костей Его» (Еф.5,30). Здесь пребывает Божественный и животворящий Дух, изливая спасительные дары Свои в таинствах, воздыхая в молитвах.

Да не возомним, что святыня, подобающая дому Господню, может быть отделена от той святости, которую потребует небесный Домовладыка от входящих в него, или восполнит ее недостаток. Если бы дом Божий наполнился язычниками несведущими Бога и Его безчествующими, не отвратился Он от недостойных и не оставил бы их в осязаемой тьме чувственных образов без духа и жизни? Так слава храма, будучи Божественной, в своем источнике, зависит и от человека в своем соблюдении, открытии, распространении. Ключ, который должен отверзать и хранить сокровища дома Господня, есть вера смиренная, прозорливая, деятельная. По подобию ветхозаветного храма, в котором приносились в жертву животные во дворе, курение во святилище, и неугасимо хранился  нисшедший с неба огонь, – мы должны воздвигнуть в себе, как алтарь внешний, дабы пожертвовать Богу чувственностью, так и алтарь внутренний, дабы принести Ему дух сокрушен; совершить всесожжение ветхого человека так, чтобы в душе остался один небесный огонь чистой Бож. любви.

Благолепная наружность богослужения должна быть чистым отсветом сердечного благочестия; однако сей блеск иногда сокрывает кромешную тьму человеческого сердца. Сего ради тако глаголет Господь: если вы небрежете о благолепии дому Моего и приносите в него с собою мерзость запустения, изыду из него Я Моею славою. Если вас не трогает жертва, в которой Я приношусь за вас ежедневно Моему милосердию на алтаре, Я сниду с него и взыду на судище, дабы единожды навсегда принести жертву Моему правосудию. Я осужу вас за то самое ,что вы присутствовали при Моих таинствах.

Суетно любопытство видеть освящение видимого храма, если мы в сие время не помышляем об освящении нашего храма невидимого. Образ освящения внутреннего нам представлен в обрядах освящения внешнего. Здесь при содействии молитвы храм очищается в своих важнейших частях омовением, кроплением, помазанием, курением фимиама; уготовляется облачением и украшением престол таинственного присутствия Божия, и Царь славы, сокрывающий неприступное величие Свое в осязаемых изображениях и знамениях, видимо сопровождаемый служителями алтаря, но невидимо ангельскими дориносимый чинми, силою Слова Своего, отверзает, проникает и наполняет Свое жилище. То же самое и в освящении души. Освящение, украшение и благодатное посещение составляют всю славу храма внутреннего. Богомудрые чиноположения церковные, дабы внушить нам, что освящение храма есть точно дело Божественное, в чине освящения сего подражали чину Бож. видения Иезекиилева. После того, как мы знаменали все части храма святым крестом, который есть всеобщая мера всего здания церкви Христовой, после того, как дух тайнодействия вывел нас из храма, – провозглашено шествие Царя славы, и слава Господня, слава Иисуса распятого, яко на Херувимской колеснице почивающая невидимо на священных останках пострадавших за Него мучеников, действительно вошла в храм путем врат, ведущих к востоку. Ибо Церковь Новозаветная уже не ожидает посещения Востока с высоты, как ожидала Ветхозаветная, но паче сама шествует по следам «Возшедшего на небо небесе на Востоке». Чин освящения храма не есть цель праздных обрядов, но тайнодействие, одушевленное Духом Господним. Храм  Божий не то, что здание художника, но дух Господень воистину дышит и здесь и присутствие Божие воистину глаголет.

Храм Божий должен быть свят, сие столь же естественно думать, как то,  что день должен быть светел. День без света не был бы днем; храм без святости не был бы храмом, но простым домом, даже капищем. Некоторые особенную святость храма полагают в древности его или находящихся в нем священных вещей. Почтенна древность и мысль о ней величественна; в ней созерцаем мы образ вечности, которая сама в себе превышает наше созерцание; почему и Сам Бог нарицается Ветхим днями. Однако святость храма не должно смешивать с древностью. Храм Соломонов был нов, когда Бог явился Соломону и сказал: «освяти храм сей, егоже создал еси». Храм сей был древен, когда Бог же предал его язычникам на разрушение. Горница Сионская соделалась первым храмом христианским; когда в ней Апостолы получили Св.духа, тогда она без сомнения имела в себе несравненно более святости, нежели древний в то время храм Иерусалимский. Чтобы взойти к истинному и общему началу святости, принадлежащей храму Божию, должно вспомнить, что первый создатель сего храма был Сам Бог; что чертеж сего первого храма (скинии) был принесен с небес, как заповедано Моисею: «виждь, да сотвориши по образу, показанному тебе на горе»(Исх.27.8); что по сему же самому образу создан после храм Соломонов; что, наконец, после того, как с христианством открылось представленное прежде в чувственных видах, поклонение Богу духом и истиною, храм христианский содержит ту же святыню в духе и силе, которая в храме Моисеевом или Соломоновом представлена была в образе и явлении. Что же было источником святыни в храме Соломоновом? Омовение и помазание, употребительные и в древности, как и ныне составляли только приготовительное освящение; самая святыня ознаменовалась тогда когда чудесный облак осенял скинию, когда небесный огнь нисходил на жертвы, словом, когда являлось присутствие Всемогущего Бога. Так и ныне глубокое основание святости храма Божия есть присутствие Божие в храме, таинственное и непостижамое, но, тем не менее, истинное и действительное. В сие веруем, не требуя видимых чудес, и увидим несравненно в высшей степени чудеса невидимые. На что нам Синайские громы, когда мы слышим здесь в Евангелиях живое слово живого Бога? На что нам облак осеняющий, когда здесь имеем мы крещение, облекающее во Христа, и осенение от Св. Духа? На что нам огнь, поядающий кровавые жертвы, когда здесь есть Божественный огнь, нисходящий на безкровную  жертву и ее превращающий в Бож. плоть и кровь, в пищу жизни вечной? Если мы имеем в храме такое сокровище, какого драгоценнее и небеса не имеют, т.е. святое и благодатное присутствие Божие, то с каким вниманием, с каким благоговейным страхом должны мы здесь обращаться, чтобы оное не было у нас отнято, чтобы не было сказано нам: «се оставляется дом ваш пуст»(Лук.1З,35) Дабы не нарушить святыни храма, каждый из нас должен пещись о создании, освящении и святом употреблении в общем храме своего собственного храма Богу. Апостол говорит, что храм Божий свят, и что раздражает Бога тот, кто нарушает святыню  его, но сей храм – вы. Если святыня его не имеет иного начала, кроме Бога, то не имеет иной цели, кроме вас, – в вас открывается дух, заключенный в образах его; в вас постигается значение знамений его.

Един Бог всех истинных храмов, потому одинакова должна быть судьба их и поклоняющихся в оных. Если важно было пред очами Божиими уважение к храму, который был сень грядущего, в котором был жертвенник мертвых жертв, не паче ли важно внимание ко храму, который есть обитель Пришедшего и Явившегося, жилище истины, святилище живых и живоносных таинств.

Сам Бог соделывает храм домом Своим, когда владычественно нарицает его сим именем, и когда действительно приходит обитать в оном Своею благодатию, через таинственное освящение оного .Но соделатся домом молитвы должен он посредством человека: поелику Бог не имеет нужды совершать в храме Сам для Себя, а человек имеет обязанность и потребность приносить молитву Богу. Дабы храм справедливо назывался домом, а не гостиницей молитвы, надобно, чтобы молитва была в нем совершаема постоянно, и была в нем господствующим упражнением человека.

В храме Иерусалимском молитва и богослужение совершались постоянно и по чину, но искание собственной корысти в доме Божием делало его гнусным в очах Божиих, как вертеп разбойников. Занятие в храме мiрским и посторонним для храма делом делало людей хищниками святыни его, а сам храм превратило в пещеру разбойников. Почему должно изгонять всякую страсть и всякое житейское попечение при входе в храм, не внося в него никакой мысли суетной.

б) О Церкви

Евангелие возвещает нам непоколебимую твердость Церкви нерукотворенной ,  т.е. общества верующих во единаго истинного Бога, в Троице славимого, и Его же послал есть Отец Иисуса Христа, Богочеловека, Сына Бога живаго. Если бы Церковь нерукотворенная могла быть потрясена и разрушена, то какая надежда была бы созидать на многие веки церковь рукотворенную? Если не будет Церкви живой, т.е. верующих человеков, церковь каменная будет пуста и безполезна. Но когда знаем, что никакая враждебная сила не может одолеть Церкви живой, духовной, то есть надежда и вещественная церковь или храм не вотще стоять будет. Ибо если он и обветшает от времени, живущий в живой Церкви Дух Христов, побудивший создать храм, вновь возбудит кого-нибудь ветхое в нем обновить, поврежденное исправить, и на новые дела святыни призвать новое освящение благодати

Должно, прежде всего, утвердить коренную истину, что всеобщее глубочайшее основание, также и первый краеугольный камень здания церковного, есть никто иной, как Христос, Сын Бога живаго. «Основания иного никтоже может положить паче лежащего, еже есть Иисус Христос»(1Кор.3,11). Посему и Петр положен в основание Церкви не прежде ,как он положил в ее основание Христа. Прежде Петр сказал Господу: «Ты еси Христос ,Сын Бога живаго» .Потом и Господь сказал Петру: «ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою». Хотя Господь обещал Петру на нем создать Церковь, но не обещает, чтобы Церковь была его, а называет ее Своею. Не хотят сего примечать западные, которые силятся утверждать, будто Церковь принадлежит одному Петру, а Петр одному Риму. И не напрасно называются они западными, не по местоположению только их области в мiре, но и по состоянию их в области духа в вечерние времена Церкви: поелику истина веры, которая на Востоке взошла и возсияла в чисто стремлении у Царствию Небесному, заходит и меркнет у них, как в тумане, в желании земного владычества.

Действительное созидание Церкви началось по сошествии Св. Духа на Апостолов. Она созидалась проповедью Петра и прочих Апостолов, крещением от них, помазанием Св. духа через их рукоположение, таинственным преподание от них животворящего тела и крови Христовы верующим, друг друга приимательным от них распространением священства со властью тайнодействовать вязать и решить духовно, – через что начатое Апостолами созидание Церкви, и после того, как сии камни основания и утверждения сокрылись в Церкви невидимой, небесной, также через их преемников, пастырей и учителей непрерывно продолжает Верховный Зиждитель Христос. «Той дал есть овы убо Апостолы, овы же Пророки, овы же благовестники к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова» (Еф.4,11).

Видим образ созидания Церкви: посмотрим на твердость сего здания. Если Зиждитель Церкви есть Бог и Христос Его, то кто может быть ее разрушителем? Какой враг, ищущий ее разрушения, может быть так силен ,как Бог, Который ее утверждает и подкрепляет? Верно слово: «и врата адова не одолеют ее».

Едва открылось на земле созидание Церкви Христовы, как и врата адовы отворились и изрыгнули против нее многочисленные враждебные силы и орудия. Врата адовы отверзлись против христианства на земли в иудействе и в язычестве. Сила и хитрость, клевета и ласкательство, угрозы и прельщения невежество народа и тонкости ученых, буйство черни и искусство правительства, поругание, изгнание, грабительство, мучения, множество новоизобретенных родов ужасной смерти, – все было подвигнуто, чтобы одолеть Церковь Христову. И что же? Синагога и град иудеев, капища, идолы, целый мiр язычников, все рушилось и разсыпалось в прах, а Церковь Христова осталась, возросла, утвердилась, возвысилась. Ад посрамленный, ноне истощившийся в хитростях и злобе, хотел, было подкопаться под основание Церкви, и отворил себе против нее новые врата через ереси и расколы; но где множество древних и новых ересеначальников и расколоначальников с их сонмищами? Врата адовы отворились в сем случае против Церкви только для того, чтобы ее изверги туда низринулись, а ее не одолели, и поелику «небо и земля прейдут, словеса же Христовы не мимоидут», никогда никакими усилиями и ухищрениями врата адовы не одолеют ее.

При сем нельзя не вспомнить о современных и ближних нам, тех, которые, уклоняясь от единой, святой, соборной и Апостольской Церкви, вздумали создать себе какую-то иную, которой основанием и подпорами служат им беглецы священства и самопоставленные наставники, никем никогда непосвященные. Подумайте, что вы созидаете? Христос созидает Церковь Свою, а чью созидаете вы? Не признаетесь ли вы сами, что не Христову Церковь созидаете, когда сами себя почетным образом называете Онуфриевым согласием, Феодосиевым согласием и подобными названиями? Когда истинная Церковь Христова называлась человеческими именами?

Истинная Церковь созидается так, что всем верующим глава и основание есть Христос, на Нем утверждаются и преемством Его Апостолов священного рукоположения, и общением прочих таинств неразрывно соединяются православные пастыри и учители всех времен и мест, а с ними и прочие верующие. На ком или на чем основаны Феодосий или Онуфрий и подобные им? Кто рукоположит их? Кто благословлял их учить? И в ком из них искать твердости и единства, неразлучного с Церковью, когда они возстают друг на друга и друг друга разрушают?

«Врата адовы не одолеют» истинной Церкви. Но если нет епископства или совсем нет священства и таинств, то Церковь лишилась своего утверждения, врата адовы одолели ее. Если же не смеете сказать, что слово Христово не сбылось, то признавайтесь или нет устами – совесть ваша рано или поздно должна признаться, что мы имеем твердую, подкрепляемую священством и таинствами, а потому и не одоленную вратами адовыми Церковь Христову, и следственно ваши самовольные и самодельные построения, воздвигнутые во вражде против Церкви, суть не что иное, как вновь отворенные врата адовы на прельщение неверующих неким малым подобием Церкви притворно прикрашенные. Кто видит и разумеет, да бежит и ищет своего спасения в безопасном граде едиыя святыя, соборныя и Апостольския Церкви, а кто по упрямству, любоначалию и корыстолюбию, аще не хочет видеть и разуметь, тому да умягчит Господь сердце, и да отверзет очи прежде, нежели врата адовы совсем поглотят е го. Мы же, братия, стоящие в твердой и неодолимой ограде православной Церкви, возблагодарим за нее и за себя премудрого и всемогущего Зиждителя и Хранителя. При том помыслим, что сколь неодолима она в своей полноте и целости, столько, напротив, каждый из стоящих в ней порознь должен опасаться и нападения, и одоления. «Мняйся стояти, да блюдется, да не падет» (1Кор,10,12) .Для сего да держимся веры Христовы всею силою духа и сердца, да утверждаем всякое мнение и дело наше на основании учения Апостольского, пророческого и отеческого; да укрепляем и ограждаем себя силою благодати через общение Божественных таинств; да ходим выну, яко чада послушания пред Богом и Церковью.

в) О епископском служении

 В словах, сказанных новорукоположенным епископам, митр. Филарет, согласно со святоотеческой традицией, раскрывает смысл таинства священства и архиерейского служения.

Многое и великое совершилось ныне над тобою: и от тебя востребовалось многое и великое. Ты принял великий дар и дал великие обеты. В преподобном тебе даре заключается для тебя залог многих благ, а данные тобою обеты архиерейства призывают ко многим подвигам . Непрерывно и неизменно дошедший и до тебя жребий есть тот же, который вышел из рук Апостольских; и ныне предлежащий тебе путь есть продолжение того же пути, который проложили первые посланники Христовы. Какая дивная цепь посланничества! Якоже посла Отец Небесный Сына Своего Единородного, и Единородный Сын послал Апостолов, и Апостолы, паче же Дух Святый через Апостолов, послал богоносных Отцев наших а сии – преемстовавших им; так и мы, аще бренные и скудельные, присоединены к чистой златой цепи посланников Господних. «Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы».

Мысль о Бож. посланничестве Господа нашего Иисуса Христа, как первоначальном образе восприемлемого ныне тобою служения, да будет тебе всегдашним напутствием в прохождении оного. Отец послал Сына Спасителя мiру, – подвизайся последуя Единому Верховному Спасителю, быть орудием спасения душ человеческих. «Сын человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити и дати душу Свою избавление за многих»(Мф.20,28); по сему примеру тщися и ты, как можно более служити ради любви, а ради смирения, как можно менее допускать, да послужат тебе. Восприими дух Пастыря доброго, душу Свою полагающего за овцы. «Аз на сие родихся и на сие приидох, да свидетельствую истину»(Ио.18,37), – дерзай и ты за Ним идти на сие, да свидетельствуеши истину, не страшась врагов ее и не смущаясь видом сильных земли. По образу кротости Его берегись чтобы «трости сокрушенны не преломить, и льна курящегося не угасить»(Мф.12.20). Если обрящешь продающие и купующие в Церкви, тебе вверенной, – помяни снедавшую Его ревность о доме Божием. Если встретят тебя опасности, –вспомни, что и перед Ним была чаша, которая еще прежде крестного страдания изливала кровь Его, и однако ни самая смерть не была Ему опасна. Помысли, что прошедший сквозь всякую опасность и самую смерть в жизнь воскресения, и ныне посреди нас; что Его дуновение, подающее Духа Святаго, от Иерусалима простирается и сюда. Должно веровать и уповать, что Посылающий нас в то же время творит нам силу и приготовляет истинную духовную безопасность.

Рукоположение архиерейское есть дело, имеющее вид человеческого по своим орудиям, но воистину божественное по силе в нем действующей, не столько понятное для разума, сколько  ощутимое верою, недовольно ощущаемое по нашему несовершенству, и тем не менее существенное и действительное. Благодать архиерейства, влитая в сосуды освященныя тайнодействием, сохраняется, умножается, возобновляется чистою молитвою, чистою жизнию и очистительным покаянием. Среди служителей Таинств не очень много людей, упорно отвергающих дарование Божие. Но печальный опыт последних времен показывает, что еще менее таких, в которых бы дарование Божие приносило бы обильный и очевидный плод. Середина между сими крайностями наполняется людьми, которые нерадят о даровании Божием в них.

Видишь ли себя знающим Бож. догматы, – не помышляй, что знаешь их доводы но и не переставай «внимать учению» для самого себя: «не неради». Поучаешь ли народ, – не вознеради, сравнивая себя с другими, делающими сие реже и хуже, но поревнуй Павлу, который день и ночь учил своих со слезами. Встретишь ли в пастве твоей заблуждающих, – не успокаивай себя мыслию, что они сделались такими при твоих предшественниках: «не неради». Безуспешность предшественников не оправдывает безуспешности нерадивого преемника. Усмотришь ли живущих не по – христиански, не смотри равнодушно: «не неради» Обличи зло кротким, но сильным словом еще более добрым примером.

Особенно «не неради» употреблять дарование разума духовного на безпристрастные испытания и осмотрительное руководство тех, которым будешь давать участие во благодати священства, и святую ревность на очищение дома Божия от соблазнов, сеемых недостойными служителями алтаря. Для сего со страхом воспоминай нерадение первосвященника Илия, которое кончилось погибелью его самого и его детей, и уничтожением самой святыни кивота Божия. В знамение твердости правления и благоразумной строгости вручаем тебе и священный жезл. Употребляй его сколь можно более, как жезл пасущий и сколь можно менее, как палицу наказуюшую; более угрожай, нежели поражай, и все твори без нерадения, со вниманием, разсуждением и страхом Божиим.

В нынешней хиротонии досталась тебе часть епископства Христова. Ибо Самого Иисуса Христа ап. Петр называет «Епископом душ»(1Петр.2 .25). Он, разделял Свое собственное епископство душ применительно к потребностям Церкви, коей Он есть Глава, «дал есть овы убо Апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители «(Еф. 4,11). Призвана на тебя благодать проручествующая, т.е. нисходящая и возводящая через рукоположение. Сия благодать через открытый ею самою проток молитвы и рукоположения излилась на твою душу. Нашими смиренными руками облекла она тебя в полноту священных одежд, – священных, ибо они суть не просто украшение, но знамения даров и добродетелей, которыми Пастыреначальник Господь Иисус облачает души, посвящаемые Богу. Приятное для нашей веры свидетельство, что в Церкви Апостольской, даже до ныне все происходит по образцам Апостольским.

Получил ты дар Божий. Не помысли о своем достоинствё, не обопрись на свою силу; не присвой себе того, что единственно Божие. Не припиши Христова благоухания скудельному сосуду, в который оно положено. Смиряй, но не низлагай себя мыслию о своем недостоинстве; не изнемогай в своей немощи. Вседержительный Дародатель не требует богатого принимателя: сила Божия не нуждается в силе человеческой.

Объими и удержи непоколебимою верою сей дар Св. Духа, как тот самый, который Бог-Слово преподал Апостолам словом, но при этом и дохновением, ради единосущия со Св.Духом, который Дух Святый низвел на Апостолов в «дыхании бурном», но при этом и в «огненных языках», ради единосущия с Богом-Словом; и который, наконец, в Апостолах и их преемниках, как орудиях Духа, избрал себе орудием и знамением руку, как многодеятельнейшее из орудий.

Для сей тайны благодати совсем нет у меня слова, а есть только для тебя и для себя боязненное и дерзновенное, недоступное и неотступное верование упование и повержение всего себя в смертные раны Жизни за нас умершей, из которых единственно просиявает и дышит истинная жизнь, в нас живущая. Но и в столь глубоком, неистощимом и чистом Источнике почерпаемая Жизнь, может от нашей греховности не только возмутиться и потемнеть, но и изсякнуть, угаснуть от нашего нерадения. И посему-то, как участнику жизни благодатной, наипаче же как орудию для распространения оной, прилежно вспоминай сам себе «возгревати дар Божий, живущий в тебе», возбуждать, питать, возращать оный молитвою, словом Божиим, ревностью и верностью в порученном действовании, терпением в трудностях, любовию креста Христова, неуклонным зрением на образ Христов, который должен быть нашим отличием не столько на персях и на сердце, сколько в персях и в сердце.

Исповедал ты ныне «доброе исповедание пред многими свидетелями» святые до веры, священные правила Церкви, обязанности нового твоего служения, Бога – Помощника новому твоему служению, Бога – Отмстителя – служению неверному. Сим поставил ты себе две крепкие опоры: надежу на Бога – Помощника в подкрепление подвигов служения верного и ревностного, страх Бога – Отмстителя против служения небрежного и колеблемого.

Среди высокой и святой песни прияли мы тебя во Святилище и во среду торжественного славословия Пресвятой Троицы погрузили тайнодействие освящения твоего. Сим назнаменовано, как-то, что от славы Пресвятой Троицы таинственно возсиявает свет благодати святитёльской, так и то, что преимущественное назначение низпосылания сей благодати, есть служение таинству и славе пресвятой Троицы.

Преклонил ты среди нас колена пред престолом невидимо присутствующего Великого Архиерея, прошедшего Небеса, пред Которым преклоняется всякое колено небесных, земных и преисподних. Поминай сие, когда будешь стоять на возвышенном месте и представлять высокий образ Его для Церкви, – лишь потому можешь быть возвышен ты в Церкви Христовой, поколику есть коленопреклоненный раб Христов. Слова Св. Евангелия приосенили твою главу. Да владычествует в тебе над всякою мыслию Слово Христово, над всяким мудрованием человеческим – Божия премудрость. Словом человеческим возможно ли созидать строителя таин Божиих? Руками человеческими возможно ли соделать дело Божие? «Дух Святый поставил епископы» в начале; Он же поставляет их и до скончания века. Он дышал на Апостолов силою Своею в подобии дыхания бурного, – и еще теперь дышит в движении таинственных словес на тайнодействующего и тайнодействуемого. Он почил на Апостолах и их преемниках в рукоположении Апостольском. Он и ныне почиет на избираемых Им и освящаемых в таинственном рукоположении от освященных прежде преемством того же Духовного рукоположения. И ты, когда вознесешь тайнодейственный глагол, и прострешь тайнодейственную руку всею силою веры и Бож. желания, предавай себя в смиренное орудие Духу Божию и будешь размножать живые порождения духа Божия и сосуды благодати.

Облачен ты во святительские одежды и знамения того, как должен ты со дня на день благолепнее и совершеннее облачаться в свойства и добродетели Верховного Святителя исповедания нашего Иисуса Христа, в Его премудрость, в Его ревность по славе Божией, в Его чистоту, смирение, человеколюбие, как подобает тебе и образ божественной любви Его, и крест Его терпения существеннее носить в сердце, нежели на сердце.

Приими и знамение твоего более внешнего делания – пастырский жезл. Да напоминает он тебе и жезл Ааронов прозябший с цветом и плодом, и жезл Моисеев, пресекший море. И жезл твоего начальствования да цветет и благоухает словом истины и благочестия, да изращает плоды дел благих, и да пресекает препоны, дабы отрывать людям путь спасения.

3) Св. Игнатий Брянчанинов, еп. Ставропольский

 Св. Игнатий раскрывает сущность ереси с аскетической точки зрения, показывает влияние догматических заблуждений на греховное повреждение души и тела падшего человека.

Православие есть истинное Богопознание и Богопочитание; Православие есть поклонение Богу Духом и Истиною; Православие есть прославление Богом человека, истинного служителя Божия, дарованием ему благодати Всесвятаго Духа. Дух есть слава христиан. Где нет Духа, там нет и православия. Нет православия в учениях и умствованиях человеческих: в них господствует лжеименный разум – плод падения. Православие – учение Св. Духа, данное Богом человекам во спасение. Где нет православия, там нет и спасения.» Иже хощет спастися, прежде всех подобает ему держати кафолическую веру, ея же аще кто целы и непорочны не соблюдет, кроме всякаго недоумения во веки погибнет» (символ веры св. Афанасия).

Драгоценное сокровище – учение Св. Духа! Оно преподано в Св. Писании и Предании Православной Церкви. В нем залог нашего спасения. Ничем незаменима ни с чем не сравнима для каждого из нас наша блаженная участь в вечности; столько же превыше всякой цены и залог нашего блаженства – учение Св.Духа.

Чтобы сохранить для нас этот залог, Св.Церковь исчисляет во всеуслышание те учения, которые порождены и изданы сатаною, которые – выражение вражды к Богу, которые похищают у нас наше спасение. Как волков хищных, как имей смертоносных, как татей и убийц, Церковь обличает эти учения, охраняя нас от них и воззывая из погибели обольщенных ими, она предает анафеме эти учения и тех, которые упорно держатся их. Слово «анафема» означает отлучение , отвержение. Когда Церковью предается анафеме какое – либо учение , это значит ,что учение содержит в себе хулу на Св. Духа, и для спасения должно быть отвергнуто и устранено. Когда предается анафеме человек, это значит, что человек тот усвоил себе богохульное учение безвозвратно, лишает им спасения себя и тех ближних, которым сообщает свой образ мыслей. Когда человек вознамерится оставить богохульное учение и принять учение, содержимое православной Церковью, то он обязан, по правилам православной Церкви предать анафеме лжеучение, которое он доселе содержал и которое его губило, отчуждая от Бога, содержа во вражде Богу, в хуле на Св. Духа, в общении с сатаной.

Значение анафемы, есть значение духовного врачества церковного, против недуга в духе человеческом, причиняющего вечную смерть. Причиняют вечную смерть все учения человеческие, вводящие свое умствование, почерпаемое из лжеименного разума, из плотского мудрования – этого общего достояния падших духов и человеков, в Богом открытое учение о Боге. Человеческое умствование, введенное в учение веры христианской, называется ересью, а последование этому учению – зловерием.

Не обвиняй святой Церкви в недостатке здравого смысла и смирения – это твой недостаток! Св. Церковь только неуклонно следует учению Божию о действиях Божиих, открытому Самим Богом. Послушно идут за нею истинные ее чада, просвещаясь верою, попирая кичащий разум, возстающий на Бога. Веруем, что можем знать о Боге только то, что Бог благоволил открыть нам. Если бы был другой путь к богопознанию, путь, который могли бы мы проложить уму своему собственными усилиями, – не было бы даровано нам откровение.

Вы говорите: еретики те же христиане. Откуда вы это взяли? Разве кто-нибудь, именующий себя христианином и ничего не знающий о Христе, по крайнему невежеству своему решится признать себя таким же христианином, как и еретики, а св. веру христианскую не отличит от чада клятвы – богохульной ереси! Иначе разсуждают об этом истинные христиане! Многочисленные сонмы святых прияли венец мученический, предпочли лютейшие и продолжительнейшие муки, темницу, изгнание, нежели согласиться на участие с еретиками в их богохульном учении. Вселенская Церковь всегда признавала ересь смертным грехом, всегда признавала, что человек, зараженный страшным недугом ереси, мертв душою, чужд благодати и спасения, в общении с диаволом и его погибелью.

Ереси, будучи плодом плотского мудрования, изобретены падшими духами. «Бегайте безбожных ересей, – говорит св. Игнатий Богоносец, – суть бо диавольского изобретенья, начало злобного оного змия».Главнейший грех падших духов – изступленная ненависть к Богу, выражающаяся страшным непрестанным богохульством. Они возгордились над Самим Богом; покорность Богу, естественную всяким тварям, они превратили в непрерывающееся противодействие, в непримиримую вражду. Падшие духи стараются прикрыть все грехи благовидною личиною, чтобы человеки удобнее согласились на принятие греха. Точно так они поступают и с богохульством: стараются прикрыть его великолепным наименованием пышным красноречием, возвышенной философией. Страшное оружие в руках духов – ересь! Посредством ереси они погубили целые народы, похитив незаметно для них христианство, заменив его богохульным учением, украсив смертоносное учение наименованием очищенного, истинного христианства.

Ересь есть грех ума, грех более диавольский нежели человеческий; она  – дщерь диавола, его изобретение, нечестие, близкое к идолопоклонству. Отцы называют идолопоклонство нечестием, а ересь – злочестием. В идолопоклонстве диавол принимал себе божескую честь от ослепленных человеков, а ересью он делает слепотствующих человеков участниками своего главного греха – богохульства. Грех этот, будучи принят умом, сообщается духу, разливается на тело, оскверняет самое тело наше, имеющее способность принимать освящение от общения с Бож. благодатью и способность оскверняться от общения с падшими духами. Грех этот малоприметен и малопонятен для незнающих с определенностью христианства, – поэтому легко уловляет в свои сети простоту, неведение, равнодушие и поверхностное исповедание христианства. Если некоторые святые мужи проводившие жизнь в исключительной заботе о спасении, не могли вдруг понят богохульства, прикрытого личиною, то что сказать о тех, которые проводят жизнь в житейских попечениях, имеют о вере понятие самое недостаточное? Как узнать им смертоносную ересь, когда она предстанет им разукрашенною в личину мудрости, праведности, святости? Вот причина, по которой целые народы легко склонились под иго ереси. По этой же причине очень затруднительно обращение из ереси к православию, гораздо затруднительнее, нежели из неверия и идолопоклонства. Ереси, подходящие ближе к безбожию, удобнее познаются и оставляются, нежели ереси, менее удалившиеся от православной веры и потому более прикрытые.

Кто прочитает со вниманием «Деяния Соборов», тот легко убедиться, что характер еретиков вполне сатанинский. Он увидит их ужасное лицемерие, непомерную гордость, увидит поведение, составленное из непрерывной лжи, увидит, что они преданы различным низким страстям, что они, когда имеют возможность, решаются на все ужаснейшие преступления и злодеяния. Напр. сочинение Ария «Талия» дышало неистовым развратом, подобны ему многие сочинения новейших ересиархов: в них страшное богохульство перемешано с выражением нечеловеческого разврата и кощунства. Блаженны те, которые никогда не слышали и не читали этих извержений ада. При чтении их соединение духа ересиархов с духом сатаны делается очевидным. В особенности замечательна непримиримая ненависть еретиков к чадам истинной Церкви и жажда их крови. Ересь сопряжена с ожесточением сердца, со страшным помрачением и повреждением ума, она упорно держится в зараженной ею душе, – и трудно для человека исцеление от этого недуга!

Всякая ересь Содержит в себе хулу на Св. Духа: она или хулит догмат Св. духа, или действие Св. Духа, но хулит непременно. Сущность всякой ереси – богохульство. Замечательно: все древние ереии под различными личинами отвергали Божество Слова и искажали догмат Воплощения. Новейшие наиболее стремятся опровергнуть действия Св. Духа: с ужасными хулами они отвергли Бож. литургию, все таинства, все, где Вселенская Церковь всегда признавала действие Св. Духа. Они назвали это установлениями человеческими, – дерзче: суеверием, заблуждением! Конечно, в ереси вы не видите ни разбоя, ни воровства! Может быть, поэтому не считаете ее грехом? Тут отвергнут Сын Божий, тут отвергнут и похулен Дух Святый – и только! Принявший и содержащий учение богохульное, произносящий богохульство, не разбойничает, не крадет, даже делает добрые дела естества падшего – он прекрасный человек! Вся причина вашего недоумения глубокое незнание христианства!

Не думайте, что такое незнание маловажный недостаток! Нет, его следствия могут быть гибельны, особенно ныне, когда в обществе ходят безчисленные книжонки с христианским заглавием, с учением сатанинским. При незнании истинного христианского учения можно принять мысль ложную, богохульную за истинную, усвоить ее себе, а вместе с нею усвоить и вечную погибель. Богохульник не спасется! И те ваши недоумения уже страшные наветники вашего спасения. Их сущность – отречение от Христа. Не играйте вашим спасением, не играйте! иначе будете вечно плакать.

Образцом общего мнения Вселенской Церкви о еретиках служит определение поместного Константинопольского собора под председательством св. Флавиана о еретике Евтихие: «Евтихий ,доселе архиерей, вполне уличен в заблуждениях Валентина и Аполлинария, в упорном проследовании их богохульству, тем более, что он даже не внял нашим советам и наставлениям к принятию здравого учения. А потому плача о его конечной погибели, мы объявляем от лица Господа нашего Иисуса Христа, что он впал в богохульство, что он лишен всякого священного сана, нашего общения и управления монастырем, давая знать всем, кто отныне будет беседовать с ним или посещать его, что они сами подвергнуться отлучению». Это определение подтверждено Вселенским Халкидонским собором.

Ересь, будучи грехом смертным быстро и решительно, как грех ума, искренним от всего сердца преданием ее анафеме. Это врачество окончательно и вполне освобождает душу от ереси. Без этого врачества яд богохульства остается в духе человеческом, и не престает колебать его сомнениями, производимыми неистребленным сочувствием к ереси; остаются помыслы, взимающиеся на разум Христов, соделывающие неудобным спасение для одержимого имя, одержимого непокорством и противлением Христу; пребывшего в общении с сатаною. Врачество анафемою всегда признавалось необходимым св. Церковью от страшного недуга ереси.

Услышав грозное провозглашение врачества духовного, примем его при истинном понимания его и, приложив к душам нашим, отвергнем искренно и решительно те губительные учения, которые Церковь поражает во спасение наше. Если мы и всегда отвергали их, то утвердимся голосом Церкви в их отвержении. Духовная свобода, легкость, сила, которые мы непременно ощутим в себе, засвидетельствуют пред нами правильность церковного действия и истину возвещаемого ею учения.

Пребыть верными учению Христову может только тот, кто с решительностью отвергнет, и постоянно будет отвергать все учения, придуманные отверженными духами и человеками враждебные учению Христову, учению Божию, наветующими целость и неприкосновенность его. В неприкосновенной целости откровенное учение Божие хранится единственно и исключительно в лоне Православной Восточной Церкви. Аминь. 

4) Архиепископ Филарет (Гумилевский) Черниговский

В своем «Догматическом богословии» архиеп. Филарет разсматривает Церковь как посредствующее начало освящения человека, как общество, содержащее видимые средства освящения – таинства. Он дает следующее определение Церкви: Церковь Христова есть общество верующих во Христа, установленное Господом, соединенное словом Божиим, таинствами, священноначалием под управлением Св. Духа для вечного спасения, Как во всяком обществе людей различаем невидимый дух и видимое тело , так и Церковь состоит из духа и тела . Дух Церкви – благодать Св. Духа, оживляющая всякую душу верующую и открывающаяся в особенном величии в святых Божиих людях. Тело Церкви – благоустроенный состав сильных и немощных членов Церкви, управляющих и управляемых. Как душа и тело в человеке связаны между собою, так и в Церкви невидимый Дух животворно действует на видимый церковный организм. Апостол называет Церковь живым телом, в котором под Главою – Христом благодать Св. Духа возращает людей, пока достигнут в меру полного возраста Христова.

Церковь Христова есть невидима и видима, предмет веры обличающей невидимо и предмет зрения чувственного, невидима по духу и видима по органическому телу, невидима по усвоенной ей благодати, и видима по внешнему устройству священноначалия и мiрян, видима поколику остается на земле и невидима, поколику к ней принадлежат скончавшиеся в вере и святости. Если мы говорим, что Церковь невидима и видима, то мы не разделяем ее на две части, но показываем разные отношения одной и той же Церкви. Невидимая и видимая Церковь не есть два разных общества, как утверждают протестанты, а одно и то же общество верующих во Христа, только в разных отношениях к нашему созерцанию: в невидимую верим, видимую – зрим.»

Здесь следует уточнить, что и в невидимую небесную Церковь мы не только верим, но и опытно видим попечение святых из этой части Церкви о оставшейся земной ее части. И в видимую земную часть Церкви мы тоже верим: верим, что несмотря на всеобщий упадок христианства в эпоху отступления, истинная Церковь Христова хотя и умалится до предела, но не исчезнет совсем с лица земли.

Церковь Христова основана не волей и силой человеческой, а волей и силой Сына Божия. Церковь и учение Христово не составляют между собою чего-либо отдельного: учение Христово с тем и дано людям, чтобы существовала Церковь, также как без учения Христова нет, и не может быть церкви Христовой. Реформаты утверждают, что Церковь есть общество людей, непосредственно наученных Богом, а не посредством людей. Но Церковь Христова основана сначала наружно, а потом внутренне, а не наоборот. Прежде, чем слово Божие перейдет в душу необходимо выслушать это слово от верных, посланных Богом проповедников, – иначе может оказаться, что душа восприняла слово человеческое или сатанинское.

Христос не только Сам основал Свою Церковь, но Сам же есть и Глава ее, оживляя ее благодатию Св. Духа. Христос, как Богочеловек, есть высший Архиерей и Архипастырь, а Правитель и Кормчий Церкви есть Св. дух.

Церковь Христова не может иметь другого назначения, кроме спасения людей. Святость есть цель, которой по воле Божией должна достигать Церковь данными ей средствами. Отсюда Церковь стремится к полному и совершенному богопознанию и богообщению, достигаемом при духовном совершенстве человека во Христе. Христиане, как члены Христовой Церкви, стремятся к достижению этой цели. При этом каждый должен служить другим по свойству и мере данного ему духовного дара. Дело более сильных – помогать более слабым. При взаимном содействии членов, дух учения Христова раскрывается полнее и заблуждения отдельных членов преодолеваются. Так Церковь Христова ,пока она на земле, есть общество подвизающихся для вечного спасения и освящения.

Согласно учению Спасителя («Царство Мое несть от мiра сего») ,Церковь Христова не должна облекать себя правами и духом, принадлежащими мiрской власти, и должна жить для истины, оставленной для нее Господом . Предмет ее деятельности, дело собственно ей принадлежащее –водворение небесной истины в сердцах людей.

Церковь Христова имеет свои особенные свойства, отличающие ее от всякого иного общества, и от общества с именем, но не с сущностью Церкви. Согласно Символу Веры мы веруем: «во едину, святую, соборную и Апостольскую Церковь». Это и есть свойства истинной Церкви Христовой.

Церковь Христова не может не быть единою. Это единство выражается в единстве веры, в единстве таинств и духа благодати. Отступники от веры и еретики искажающие церковное учение ,нарушители союза любви – раскольники , отлучаются от Церкви Христовой. Это единство согласуется с самостоятельностью существования поместных церквей и не простирается на обряды и местные особенности их церковного устройства. Вера одна, одни таинства, также как одна истина Христова. В вере Христовой ничего нельзя отменить и переменить. Обряды же могут переменяться в зависимости от обстоятельств, если при этом выражают один и тот же дух веры. Поместные Церкви не перестают быть частями единой истинной Церкви Христовой, когда имеют одну веру, одни таинства, один дух любви, хотя бы обрядами и отличались от другой. Напротив, частная Церковь перестает быть членом истинной Церкви, когда она извращает догматы откровенной веры, хотя бы и но внешнему устройству и была схожа с частями истинной Церкви Христовой.

Необходимым свойством Церкви является ее святость. Так как по своему составу Церковь есть. видимая и невидимая, состоит из тела и духа, то сколько естественно, чтобы при ее святости были в ней и слабые члены, люди грешные, столько необходимо, чтобы были лица с высшей чистотой. Терпимость к грешным допускается в ожидании их покаяния, пределом сей терпимости служит нераскаянность. Нераскаянные, как мертвые и вредные члены, отсекаются от тела Церкви или невидимым действием суда Божия, или видимым судом Церкви. Столько же естественно, чтобы в истинной церкви всегда были люди с высшей христианской чистотой и с особенными дарами благодати. Иначе бы оказалось, что или Дух благодати не обнаруживает себя в свойственных Ему плодах, – чего не может быть, – или церковь, где вовсе нет чистых сосудов для благодати, близка к тому, чтобы быть только трупом Церкви, а не живою Церковью. Церковь всегда знала что в ней обязательно должны быть святые, как признак истинной Церкви. Напротив, признаком сект еретиков и раскольников было отсутствие в них святых духоносцев, обилующих дарами Духа.

Церковь Христова есть кафолическая, т.е. вселенская, обнимающая собою истинно верующих всех времен и мест. Церковь с ее верою и таинствами может существовать везде, где только могут быть желающие спасения. По самому свойству Христовой истины, как истины всеобщей, Церковь Христова, как хранительница и выражение сей истины, не может ограничиваться каким – либо местом или народом. Т. к. Церковь Христова есть единая в истинной вере, то самое обширное и по охвату религиозное общество, будь то папство или протестантизм, при отсутствии или недостатке чистой веры не будет Церковью  Христовой. Церковь Христова есть Церковь вселенская, как выражение чистой, безпримесной, всеобщей истины Божией. Поэтому общества, не имеющие этой истины, напр. общества папы или Лютера, хотя бы распространились по всем сушам и островам, не будут вселенской Церковью. Так же пусть многие народы не соединяться с истинной Церковью по причине своей сердечной нечистоты, – это дело их нечистоты, а не Церкви. Истинная Церковь состоит не во множестве народа, а в чистоте божественного учения. Церковь Христова – вселенская по свойству ее учения и духа. Обществам еретиков и раскольников Церковь никогда не дозволяла называться не только кафоликами, но и христианами, а кафоликами назывались только православные.

Церковь Христова будет существовать до скончания века. Отсюда следует непрерывность ее бытия и невозможность отпадения ее от веры. По словам Господа: «созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют ее», Церковь, основанная Им, не уступит разрушительной адской силе, будет стоять непоколебимо и непрерывно. Обетование Христово относилось не к одним Апостолам, а ко всей основанной ими Церкви. Таким образом, Церковь, в которой пребывают Христос и Св. Дух будет существовать до скончания мiра. Вселенская Церковь, как основанная на Камне – Христе, не может ни разрушиться, ни исчезнуть. То, что Церковь Христова должна существовать на земле до скончания мiра, указывает на ее непогрешимость, или на, невозможность для нее верить лжи и учить лжи. По обетованию Спасителя, Дух истины пребудет с Церковью до скончания мiра, и след. неотступно от нее пребудет истина, как действие неотступного от нее Духа истин. Церковь Христова, по словам Апостола «столп и утверждение истины», т.е. всего христианского учения, и потому не только сама не отпадает от истины, но и поддерживает ее в своих членах.

Непрерывное продолжение Церкви, и ее неуклонность от истины относятся ко Вселенской Церкви, но не к церквам поместным. Точно также и непогрешимость составляет отличительную принадлежность только Церкви Вселенской. Частная церковь, каким бы именем себя ни величала, только тогда называется правоверующей, когда следует учению Вселенской Церкви. Поступив иначе, Римская Церковь гордо присвоила себе звание непогрешимой и освятила разные заблуждения, произвол нечистого сердца. Упадок веры при кончине мiра, отступление от истины (Лук.18,8,2Сол.2,З) без сомнения будут велики, как никогда в другое время. Но и это последнее отступление от истинной Церкви еще не то же, что ее полное уничтожение. Это будет отпадение от правой веры огромных масс людей, испорченных пороками. Но многие еще не все. В последние времена трудно будет отыскать истинно верующих, однако они будут и тогда.

Ограничением понятию о вселенской Церкви, как единой и святой, служит апостольское происхождение Церкви. Церковь Христова не может не быть Церковью Апостольской, т.е. такою, которая непрерывно и неизменно сохраняет преданное Апостолами учение и преемство даров Св. Духа, принятое рукоположением. Нарушение этого положения приводит к созданию иного общества, но не Церкви Христовой. Церковь Христова основана никем иным, как Апостолами, и всякая группа, которая не имеет в основании Апостолов Христовых, не будет Церковью Христовою. Апостольское происхождение ее учения, и преемство ее епископов от Апостолов были несомненным признаком ее достоинства, твердым основанием ее учения и неопровержимою укоризною ересям. Сохранение духа Христова в Церкви св. Отцы поставляли в связи с сохранением преемственно – апостольского поставления пастырей, хотя и знали о возможном отступлении отдельных пастырей от истины Христовой. Св. Отцы признавали необходимым для Церкви, как апостольское преемство веры, так и апостольское преемство даров рукоположения.

Церковь Христова есть непреложная хранительница благодатного освящения человека. Служение освящения вверено Господом священному сословию лиц. Это служение и связанная с ним власть введены не человеческою волею, но волею Божиею. Таково служение Апостолов и их преемников – епископов. Служение и власть церковной иерархии трояко: учительства, священнодействия и церковного управления. В Церкви Христовой, как в обществе божественном, не может быть учителей без признания божественного. В силу обетования Христа – пребывать с Церковью во вся дни до скончания века и управления Церкви духом Святым. Бож. благодать хранит учащую Церковь, чтобы она не уклонилась от истины. Каждый член Церкви должен поверять свои мысли не своими разсуждениями, а учением Церкви. Никакой церковный учитель без погибели для себя и без опасности для других не может преподавать учения, противного апостольскому учению. Преемники Апостолов остаются только объяснителями и раскрывателями апостольского учения, а не преподавателями нового учения.

Главным в служении преемников Апостолов является священнослужение или совершение таинств. И как Евхаристия, по словам Спасителя должна совершаться до скончания века, то до конца будут совершаться и все связанные с ней таинства, и до конца пребудут в Церкви совершители таинств – епископы и пресвитеры. Именно с этой целью установлено Апостолами таинство Священства, в котором с возложением рук епископов на достойного преподается благодать и власть совершать таинства. Хотя все христиане называются священниками, как приносящие духовные жертвы ,но нигде в Св. Писании и Предании неразрешено всем христианам совершать таинства, а только епископам и пресвитерам, как преемникам Апостолов. При этом служители таинств своею личностью ничего не прибавляют к силе таинств, установленных Господом. Благодатную силу сообщает таинству один Христос. Св. Церковь всегда признавала священство за законное и освященное благодатию Духа служение, призванное прежде всего, к совершению таинств.

Управление церковное заключает в себе власть давать внутрицерковные законы и надзирать за внутрицерковным порядком. Это служение предоставлено преимущественно церковной иерархии. Церковь земная распространена по разным местам, требующим от нее неодинакового образа жизни, проходит разные периоды своей истории. Прилагать общие начала церковного домостроительства ко всем частным обстоятельствам, – в этом состоит задача церковного управления. Господь дал Апостолам власть обязывать людей к чему-либо и разрешать их от обязательств. Преемники Апостолов во все времена, пользуясь этой властью обязывать и разрешать, вводили то те, то другие постановления, сообразно с нуждами места и времени. В силу права законодательства, иерархии принадлежало право надзора за исполнением этого законодательства, или за поведением членов Церкви. С этим связана власть судебная и власть подвергать виновных наказаниям. Это необходимо для ограждения церковных законов от нарушения, а членов Церкви от соблазна, самих же нарушителей необходимо обуздывать наказаниями. Из истории известно, с какой строгостью Церковь удаляла от себя людей зломыслящих и порочных, а тех из них, которые хотели соединиться с нею, подвергала долгому покаянию.

Должно отметить, что апостольская власть в Церкви, хотя и передана Преемникам Апостолов – епископам, но не во всей ее обширности. Апостолы по воле Божией были основателями Церкви с необычайными дарами Св. Духа, и чрезвычайными полномочиями. Такое преимущество принадлежало им одним и никому из преемников. Напротив, власть епископов ограничивалась их местными церквами. При этом ни один из епископов не был абсолютно независим от других даже в своей е епархии, но контролировался в своей деятельности другими епископами – равно как не мог единолично поставить себе преемника, который избирался и рукополагался епископами данной области.

Латинское учение говорит о первенстве власти «князя Апостолов» - св. Петра, а римскому папе, как «наместнику св. Петра, присваивает право абсолютной власти в Церкви. Св. Писание ничего не говорит о первенстве власти св. Петра, а только о его личных достоинствах. Но и в силу этих достоинств ап. Петр не пользовался исключительным преимуществом уважения и чести, а делил его с Иоанном, Иаковом и Павлом, а когда погрешил в Антиохии, то Павел обличил его перед всеми (Гал.2, 3-14) . Римский же епископ никогда в истории Церкви не имел и той власти, которою был облечен св. Петр, как Апостол. Вселенская Церковь никогда не признавала ап. Петра за «викария Христова» и за «князя Апостолов», она постоянно учила, что и прочие Апостолы были то же, что и Петр, они имели одинаковую честь и власть (св. Киприан). «Великолепие богатства и смирение нищеты не делают епископа ни высшим, ни низшим. Все они равно преемники Апостолам» (бл. Иероним). Первенство чести принадлежало римскому епископу, наряду с константинопольским, лишь как столичному епископу, и без первенства власти. Высшая власть в поместной Ц принадлежит поместному собору, во вселенской Церкви – собору вселенскому. Тот же Начальник веры, Который вручил епископам власть, предложил и правила, которым должны они следовать, и судилище, на котором должны быть поверяемы дела отдельных епископов. Никакой отдельный епископ не может судить других епископов, а только полноправный собор епископов. Церковные нужды, относящиеся не к одной частной церкви, а ко многим, требуют разсмотрения предстоятелей многих церквей. В первые века по причине гонений возможно было собраться только местным соборам, впрочем их решения признавались обязательными. Когда христианская вера была признана господствующей в римской империи, тогда Христианские государи стали собирать вселенские Соборы, разбиравшие дела всей церкви. Их определения были обязательны для всей Церкви «Всякий, кто отважится или разрешать тех, кого связали эти соборы, или связывать тех, кого они разрешили, низлагает не их, а самого себя» (св. Григорий Двоеслов).

Земная Церковь находится в тесной связи с небесной Церковью святых, составляя с нею одну Христову Церковь. Церковь одна – на земле и на небе, – как один Бог, один Христос , один Дух благодати, одно учение Христово .Духи святые (ангелы) и духи людей, освященные благодатию, вместе с верными на земле суть члены одной Церкви. Принятием на небо святые не прекратили своей связи с земной Церковью. Соединение их со Христом стало полнее и чище, и этим объясняется их ходатайство за земную Церковь. Со своей стороны земная церковь молитвенно призывает святых, благоговейно почитает их, а также их святые мощи и иконы.

5) А.С. Хомяков

а) «Церковь одна» (Извлечения)

§ 1. Единство Церкви следует необходимо из единства Божиего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божией благодати живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати. Единство Церкви не мнимое, не иносказательное, но истинное и существенное, как единство многочисленных членов в живом теле. Церковь одна, несмотря на видимое деление для человека, еще живущего на земле. Только в отношении к человеку можно признавать раздел Церкви на видимую и невидимую; единство же ее есть истинное и безусловное. Все соединены в Церкви в одной благодати Божией. Цёрковь, тело Христово, проявляется и исполняется во времени, не изменяя своего существенного единства и своей внутренней благодатной жизни.

§ 2. Церковь видимая, или земная живет в совершенном единстве со всем телом церковным, коего глава есть Христос. Она имеет в себе пребывающего Христа и благодать Св. Духа во всей их жизненной полноте.

§ 3. С сотворения мiра пребывала Церковь земная непрерывно на земле и пребудет до совершения всех дел Божиих по обещанию ей Самим Богом. Признаки же ее суть: внутренняя святость, не дозволяющая никакой примеси лжи, ибо в ней живет Дух истины; и внешняя неизменность, ибо неизменен Хранитель и Глава ее – Христос. Все признаки Церкви, как внутренние, так и внешние познаются толькоею самою и теми, которых благодать призывает быт ее членами. Для чуждых же и не призванных они непонятны. Церковь и ее члены знают внутренним знанием веры единство и неизменность своего духа, который есть Дух Божий. Внешние же и непризванные видят и знают изменение внешнего обряда внешним знанием, не постигающим внутреннего. Посему не была и не могла быть Церковь измененною, помраченною или отпадшею, ибо тогда она лишилась бы духа истины. Не могло быть никакого времени, в которое она приняла бы ложь в свои недра, в которое бы мiряне, пресвитеры, епископы подчинились бы предписаниям и учению, несогласным с учением и духом Христовым. Частное же принятие ложных учений не есть и не могло быть делом Церкви:

ибо в ней по ее сущности должны быть всегда проповедники, учители и мученики, исповедующие не частную истину е примесью лжи, но полную и безпримесную истину. Церковь знает не отчасти истину и отчасти ложь, а полную истину без примеси лжи.  Живущий в Церкви не покоряется ложному учению, не принимает таинства от ложного учителя, зная его ложным, не следует обрядам ложным. И Церковь не ошибается сама, ибо есть истина, не хитрит и не малодушничает, ибо свята. По своей неизменности Церковь не признает ложью того, что когда-то признавала за истину. Чем святилась бы земля, если бы Церковь утратила свою святость? И где была бы истина, если  бы ее нынешний приговор был противен вчерашнему? В Церкви, т.е. в ее членах зарождаются ложные учения, но тогда зараженные члены отпадают, составляя ересь или раскол и не оскверняя уже собою святости церковной.

§ 4. Церковь называется единою, святою (кафолическою и вселенскою), апостольскою, ибо она едина и свята, принадлежит всему мiру, а не какой-нибудь местности, потому что ею освящается все человечество и вся земля, а не какой-нибудь один народ или одна страна, потому что сущность ее состоит в согласии и единстве духа и жизни всех ее членов, по всей земли признающих ее; потому, наконец, что в писании и учении апостольском содержится вся полнота ее веры и любви. Отсюда одна община не может выразить учение церковное или дать догматическое определение или толкование без согласия других общин. Еще менее возможно, чтобы какая-нибудь община или пастырь ее могли приписывать свое толкование другим. Благодать веры неотделима от святости жизни, и ни одна община, ни один пастырь не могут быть признанными за хранителей всей веры, ибо ни один пастырь, ни одна община не могут считаться представителями всей святости церковной. Всякий христианин должен дорожить единством обрядов церковных, ибо в нем видимо проявляется единство духа и учения Церкви.

§ 5. Дух Божий живущий в Церкви, правящий ею и умудряющий ее, является в ней многообразно, в Писании, Предании и в деле, ибо Церковь, творящая дела Божии, есть та же Церковь, которая хранит Предание и писала Писание. Не лица и не множество лиц в Церкви хранят Предание и пишут, но Дух Божий, живущий в совокупности церковной. Потому ни в писании искать основы Преданию, ни Преданием доказывать Писание нельзя и не должно. Вне Церкви живущему, непостижимо ни Писание, ни Предание. Внутри же Церкви пребывающему и приобщеному к духу Церкви единство их явно по живущей в ней благодати. Посему между Преданием и Писанием нет Противоречия , а совершенное согласие. Ты понимаешь Писание во сколько хранишь Предание и во сколько творишь дела, угодные мудрости, в тебе живущей. Но мудрость, живущая в тебе, не есть данная тебе лично, но тебе, как члену Церкви, и дана тебе отчасти, не уничтожая твою личную ложь; Церкви же дана в полноте истины и без примеси лжи. Посему не суди Церкви, но повинуйся ей, дабы не отнялась от тебя мудрость.

Всякий ищущий доказательств церковной истины тем самым показывает свое сомнение и исключает себя из Церкви. Силы разума не доходят до истины Божией и безсилие человеческое делается явным в безсилии доказательств. Принимающий одно Писание и на нем одном основывающий Церковь, в действительности отвергает Церковь и надеется создать ее снова собственными силами. Христианское знание не есть дело разума испытующего, но веры благодатной и живой. Писание есть внешнее, и Предание есть внешнее; внутреннее же в них есть один дух Божий. От одного Предания или Писания человек может исчерпать только знание внешнее и неполное, которое может содержать в себе истину, ибо отправляется от истины, но в то же время и необходимо ложно, ибо неполно. Верующий знает Истину, неверующий же не знает ее, или знает ее знанием внешним и несовершенным. Церковь не доказывает себя ни как Писание, ни как Предание, но свидетельствуется собою, как и Дух Божий, живущий в ней, свидетельствуется собою в Писании. Не спрашивай Церковь: какое Писание или Предание, какой собор истинны, ибо Христос знает Свое достояние, и Церковь, в которой Он живет, знает внутренним знанием, и не может не знать Своих проявлений.

Св. Писанием называется собрание книг Вет. и Нового Заветов, которые Церковь признает своими. Но нет пределов Писанию, ибо всякое Писание, которое Церковь признает своим, священно по преимуществу вероопределения соборов, особенно Никео – Константинопольский Символ. Не было и не будет никогда в Церкви никакого противоречия, ни в Предании, ни в Писании, ибо во всем единый и неизменный Христос.

§ 6. Исповедание веры, молитва и дело суть сами по себе ничто, но разве как внешнее проявление внутреннего духа. Поэтому еще неугоден Богу ни молящийся, ни творящий дела, ни исповедующий веру Церкви, но тот, кто творит, и исповедует, и молиться по живущему в нем духу Христову.

§ 7. Св. Церковь исповедует свою веру всею своею жизнию: учением, которое внушается Духом Св., таинствами, в которых действует Дух Св., и обрядами, которыми Он же управляет. По преимуществу же исповеданием веры называется символ Никео-Константинопольский и вероопределения соборов. Сие исповедание постижимо так же, как и вся жизнь Духа, только верующему и члену Церкви. Оно содержит в себе тайны, недоступные пытливому разуму и открытые только Самому Богу и тем, кому Бог их открывает для внутреннего и живого, а не мертвого и внешнего познания. Оно содержит в себе тайну бытия Божиего не только в отношении к его внешнему действию на творение, но и ко внутреннему вечному Его существованию. Как самая гордость отдельных церквей, осмелившихся изменить Символ всей Церкви без согласия своих братий, была внушена не духом любви и была преступна перед Богом и св. Церковью, так и их слепая мудрость, не постигшая тайны Божией, была искажением веры, ибо не сохранится вера там, где оскудела любовь. Отрекшийся от духа любви и лишивший себя даров благодати не может уже иметь внутреннего знания, т.е. веры, но ограничивает себя знанием внешним, посему и знать он может только внешнее, а не внутренние тайны Божии. Общины, оторвавшиеся от св. Церкви не могли уже исповедовать исхождение Св. Духа от одного Отца, т. к. не могли уже постигать этого духом. Внешнее закона они сохранили, внутренний же смысл и благодать Божию утратили, как в исповедании, так и в жизни.

§ 8. Исповедав свою веру в Триипостасное Божество, Церковь исповедует свою веру в саму себя, ибо она себя признает орудием и сосудом Бож. благодати, и дела свои признает за дела Божии, а не за дела лиц, ее составляющих. В сем исповедании она показывает, что знание об ее существовании есть также дар благодати, даруемой свыше и доступной только вере, а не разуму.

       Церковь видимая не есть видимое общество христиан,  но дух Божий и благодать таинств, живущих в обществе. Посему и видимая Церковь видима только верующему, ибо для неверующего таинство есть только обряд, и Церковь – только общество.  Верующий, хотя глазами тела и разума видит Церковь только в ее внешних проявлениях, но сознает ее духом в таинствах, в молитве, в богоугодных делах. Посему он не смешивает ее с обществом, носящим имя христиан. Верою истинный христианин знает, что Единая, Святая, Соборная, Апостольская Церковь никогда не исчезнет с лица земли до последнего суда всей твари, что она пребывает на земле невидимо для глаз плотских и плотски мудрствующего ума в видимом обществе христиан; точно также, как она пребывает видимою для глаз веры в Церкви загробной, невидимой для глаз телесных. Верою же знает христианин и то, что Церковь земная, хотя и невидима, всегда  облечена в видимый образ, что не было, не могло быть и не будет того времени, в которое исказились бы таинства, изсякла святость, испортилось учение. Св. Церковь исповедует и верует,  что никогда овцы не были лишены своего Бож. Пастыря и что Церковь никогда не могла ошибиться по неразумению, ( ибо в ней живет разум Божий ), ни покориться ложным учениям по малодушию, ( ибо в ней живет сила духа Божиего). Св. Церковь исповедует пути, которыми угодно Богу приводить падшее и мертвенное человечество к возсоединению в духе благодати и жизни.  Она исповедует таинства, через которые в новозаветной Церкви Бог низпосылает людям Свою благодать, и преимущественно исповедует таинство крещения во очищение‚ грехов,  как содержащее в себе начало всех других, ибо только через крещение вступает человек в единство Церкви, хранящей все остальные таинства. Отвергающий его, отвергает всю Церковь и духа Божия, живущего в ней. Обязательно крещение, ибо оно одно есть дверь в Церковь новозаветную, и в крещении одном изъявляет человек свое согласие на искупляющее действие благодати.

      Веруя в Церковь, мы вместе с нею исповедуем седмъ таинств: т.е. крещения, евхаристии, рукоположения, мvропомазания, брака, покаяния, елеосвящения. Много есть и других таинств, ибо всякое дело, совершаемое в вере, любви и надежде, внушается человеку духом Божиим и призывает невидимую Божию благодать. Но седмь таинств совершаются действительно не одним каким-нибудь лицом, достойным милости Божией , но всей Церковью в одном лице, хотя и недостойном. О таинстве евхаристии св.Церковь учит, что в нем совершается воистину преложение хлеба и вина в тело и кровь Христову. Не отвергает она и слова «пресуществление»,но не приписывает ему того вещественного смысла, который приписан ему учителями отпадших обществ. Преложение хлеба и вина в тело и кровь Христову совершается в Церкви и для Церкви. Принимаешь ли ты с верою освященные Дары, – ты действительно принимаешь Тело и Кровь Христову. Принимаешь ли ты недостойно, – ты действительно отвергаешь Тело и Кровь Христову, во всяком случае в вере или неверии ты освящаешься или осуждаешься Телом и Кровию Христовою. Но таинство сие в Церкви и для Церкви, а не для внешнего мiра, не для огня, не для неразумного животного, не для тления, не для человека, не слыхавшего закона Христова. В самой же Церкви видимой для избранных св. Евхаристия не простое воспоминание о таинстве искупления, не присутствие духовных даров в хлебе и вине, не духовное только восприятие тела и крови Христовой, – но истинное Тело и Кровь. Не одним духом угодно было Христу соединиться с верующими, но и Телом, и Кровию, дабы единение было полное и не только духовное, но и телесное.

О таинстве рукоположения Церковь учит, что через него преемственно передается от Апостолов и Самого Христа благодать, совершающая таинства, – не так будто никакое таинство не могло совершиться иначе, как рукоположением (ибо всякий христианин может через крещение отворить дверь Церкви младенцу или  язычнику), – но так, что рукоположение содержит в себе всю полноту благодати, даруемой Христом Своей Церкви. Таинство дает рукоположенному то великое значение, что хотя и недостойный, он в совершении своего таинственного служения действует не от себя, но от всей Церкви, т.е. от Христа, живущего в ней. Если бы прекратилось рукоположение, прекратились бы все таинства, и род человеческий оторвался бы от благодати: ибо Церковь тогда сама бы засвидетельствовала, что отступил от нее Христос.

О таинстве мvропомазания Церковь учит, что в нем передаются христианину дары Св. Духа, утверждающие его веру и внутреннюю святость.

О таинстве покаяния Церковь учит, что без него не может очиститься дух человеческий от рабства греху и греховной гордости, что не может он сам разрешать свои собственные грехи (ибо мы властны только осуждать себя а не оправдывать), и что одна только Церковь имеет силу оправдания, ибо в ней живет полнота духа Христова. Мы знаем , что первенец Царства Небесного вошел в святыню Божию после Спасителя осуждением самого себя, т.е. таинством покаяния, сказав: «достойное по делом моим приемлю» , и получив разрешение от Того, Кто может один разрешать и разрешает устами Своей Церкви.

§ 9. Церковь даже на земле живет не земною человеческою жизнию, но жизнию божественною, благодатною. Посему не только каждый из членов ее, но и вся она торжественно называет себя святою. Видимое ее проявление содержится в таинствах; внутренняя же жизнь ее в дарах Св. Духа, в вере, надежде и любви. Угнетаемая и преследуемая внешними врагами, не раз возмущенная и разорванная злыми страстями своих сынов, она сохранялась и сохраняется неколебимо и неизменно там, где неизменно хранятся таинства и духовная святость – никогда не искажается и никогда не требует исправления. Церковь не признает над собою ничьей власти, кроме собственной, ничьего суда, кроме суда веры, ибо разум ее не постигает, и выражает свою любовь и надежду в молитвах и обрядах, внушаемых ей духом истины и благодатию Христовою. Посему самые обряды ее, хотя и неизменны, ( ибо созданы духом свободы и могут изменяться по суду Церкви) никогда и ни в каком случае не могут содержать в себе хотя малейшую примесь лжи или ложного учения. Обряды же, еще не измененные обязательны для членов Церкви, ибо в их соблюдении – радость святого единства.

Внешнее единство есть единство, проявленное в общении таинств; внутреннее же единство есть единство духа. Многие (напр. некоторые мученики) спаслись, не приобщившись ни к одному из таинств Церкви (даже крещению),но никто не спасается, не приобщившись внутренней святости церковной, ее вере, надежде и любви, ибо дела не спасают, а вера. Вера же не двояка, но едина, истинная и живая. Посему неразумны и те, которые говорят, что вера одна не спасает, но нужны еще и дела, и те, которые говорят, что вера спасает, кроме дел. Ибо, если нет дел, то вера оказывается мертвою; если мертва, то не истинна, ибо в истинной вере Христос – Истина и Живот; если же не истинная, то ложная, т.е. внешнее знание. А ложь может ли спасти? Если же истинная, то живая, т.е. творящая дела, а если она творит дела, то какие еще дела потребны? Не духом мудрости мiрской должно быть читано св. Писание, но духом мудрости Божией и простоты духовной. Веруешь ли во Христа – Христом спасешься в вере; веруешь ли в Церковь – Церковью спасаешься; веруешь ли в таинства, ими спасаешься. Ибо Христос Бог наш в Церкви, в таинствах. Ветхозаветная Церковь спасалась верою в будущего Искупителя. Авраам спасался тем же Христом, как и мы. Он имел Христа в уповании, мы же в радости знаем, когда падает кто из нас, он падает один, но никто один не спасается. Спасающийся же спасается в Церкви, как член ее, в единстве со всеми другими ее членами. Верует ли кто, он в общении Веры; любит ли – он в общении Любви; молится ли – он в общении Молитвы. Посему никто не может надеяться на свою молитву, и всякий, молясь, просит всю Церковь о заступлении, не сомневаясь при этом в заступничестве единого ходатая Христа, но в уверенности, что вся Церковь всегда молится за всех своих членов. Мы молимся в духе любви, зная, что никто не спасется иначе, как Молитвою всей Церкви, в которой живет Христос, зная и уповая, что покуда не пришло совершение времен, все члены Церкви, живые и усопшие, непрестанно совершенствуются взаимною молитвою. Много выше нас святые, прославленные Богом, выше же всего св. Церковь, вмещающая в себе всех святых и молящаяся за всех как видно в богодухновенной литургии. В молитве ее слышится и наша молитва, как бы мы были недостойны называться сынами Церкви. Если ты член Церкви, то молитва твоя необходима для всех ее членов, Если же скажет рука, что ей не нужна кровь остального тела, то она отсохнет. Так и ты Церкви необходим, покуда ты в ней, а если ты отказываешься от обещания, ты сам погибаешь, и не будешь уже членом Церкви. Кровь Церкви –  взаимная молитва, и дыхание ее – Славословие Божие. Молимся в духе любви, а не пользы, в духе сыновней свободы, а не закона наемнического, просящего платы. Молитва истинная есть истинная Любовь.

Церковь принимает всякий обряд, выражающий духовное стремление к Богу, так же как принимает молитву и икону, но выше всех обрядов признает она св. литургию, в которой выражается вся полнота учения и духа церковного и выражается не условными знаками или символами, но словом жизни и истины, вдохновенным свыше. Только тот понимает Церковь, кто понимает литургию.

§ 10. Св. Церковь, исповедуя, что она чает воскресения мертвых и окончательного суда над всем человечеством, признает, что совершение всех ее членов исполнится с совершением ее самой, и что жизнь будущая принадлежит не толь ко духу, но и телу духовному, ибо один Бог есть Дух совершенно безтелесный. Посему она отвергает гордость тех, которые проповедуют учение о безтелесности за гробом и следовательно презирают тело, в коем воскрес Христос. Тело сие не будет телом плотским, но будет подобно телесности ангелов, как сказал Христос.

§ 11. По воле Божией св. Церковь после отпадения многих расколов и римского патриархата сохранилась в епархиях восточных и греческих, и только те общины могут признаваться вполне христианскими, которые сохраняют единство с восточными церквами или вступают в сие единство. Ибо один Бог и одна церковь, и нет в ней ни раздора, ни разногласия.

Посему церковь называется православною или Восточною, или Греко – Российскою, но все сии названия только временные. Не должно обвинять Церковь в гордости, что она называет себя православною, ибо она же называет себя Святою. Когда исчезнут ложные учения, не нужно будет и имя православия, ибо ложного христианства не будет. Когда войдет в Церковь полнота народов, тогда исчезнут все местные наименования, ибо не связывается Церковь с какой-нибудь местностью и не хранит наследие языческой гордости. Но она называет себя Единой, Святой Соборной и Апостольской, зная, что ей принадлежит весь мiр и что никакая местность не имеет особого значения, но только временно может служить для прославления имени Божия по Его неисповедимой воле.

Здесь Хомяков исходит из внутреннего опыта Церкви  (пишет Г.Фроловский «Пути русского богословия»), который не столько объясняет, сколько описывает. В этом его сила. Как очевидец он описывает реальность Церкви, как она открывается изнутри, через опыт жизни в ней. В этом отношении богословие Хомякова имеет достоинство и характер свидетельства. Для него церковность – метод богословского изследования и познания. Быть в Церкви – это необходимое условие богословского познания. Христианство познаваемо только изнутри, только в Церкви. Влиятельность богословия Хомякова – именно, в его опытном характере. «Церковь одна» – это сразу и тема, и тезис, предпосылка и вывод, Хомяков исключает возможность доказывать с внешней убедительностью для неверующего. Он сознательно не доказывает христианскую истину, а свидетельствует и описывает. Вместо схоластических определений он начертывает образ Церкви во всей ее духовной жизненности и самоочевидности и призывает взять ключ веры и войти в церковные врата. Внешнему авторитету он противопоставляет духовную свободу, т.е. формальной принудительности внешнего доказательства – внутреннюю очевидность Истины. Всего менее Хомяков допускает свободу частных мнений. Рационализм он потому и отстраняет, что каждый разсуждает от себя. Вера не есть частное мнение и не может быть им, ибо вера есть приобщение ко Христу всегда от соединяющего и единого Духа, и потому есть общее дело.

В своем учении о Церкви Хомяков остается верен основной и древнейшей святоотеческой традиции, согласно которой он противопоставляет Церковь и ереси, как любовь и раздор, единство и одиночество. Так было и у св. Иринея, у Тертуллиана, у Оригена и бл. Августина .В бытии Церкви Хомякову самым первым представлялось ее единство. Он подчеркивает необходимость предварительного догматического единомыслия и единодушия. «Церковь не может быть механическим объединением разномнений. Но и простого согласия умственного и даже сердечного с полнотою кафолического учения Церкви еще мало для того, чтобы принадлежать ей в полноте и жизнеспособности. Остается еще препятствие – разделение воли».

Хомяков подчеркивает органическое единство и изначальную цельность Церкви, «в которой учение живет, а жизнь учит». «Тайники жизни Церкви и ее внутренние источники недоступны для науки и принадлежат только любви в Духе и истине. Познание Бож. истины дано взаимной любви христиан и не имеет другого блюстителя, кроме этой любви. Церковь свидетельствует сама о себе. От Апостолов Церковь унаследовала не слова, а наследие внутренней жизни Духа, наследие мысли, и невыразимой до конца постоянно стремящейся выразиться. Как организм любви в Духе Церковь не подлежит и не может подлежать суждению человеческого разума. Напротив, дело этого разума подлежит решающему пересмотру Церкви, и решение Церкви истекает не из логических построений, но из внутреннего смысла, от Бога и всегда хранимого Духом в Церкви».

Хомяков говорит о тождестве и непрерывности церковного сознания. «Мысль современной Церкви есть та же самая мысль, которая начертала Писания, а впоследствии признала эти Писания и объявила их священными; та же самая, которая еще позднее сформулировала их смысл на соборах и отразила этот смысл в богослужении. Мысль Церкви в настоящее время и мысль ее в минувших веках есть непрерывное откровение, есть вдохновение Духа Божия. Поэтому богословское определение и толкование истин условно, условно не в том смысле, что изречена не полная истина, а в том, что полнота истины может быть увидена и опознана только изнутри, в результате жизни в Церкви. Все слова наши еще не свет Христов, а только тень Его на земле. Свет Его созерцают те, которые взошли на Фавор, и для описания этого света у них нет других слов, кроме: «добро нам зде быти». Поэтому нельзя признать самодостаточной догматическую Терминологию вне этого духовного опыта, получаемого в Церкви, только в порядке Доказательного изложения. Труд богословский неизбежен, он свят и благ, ибо свидетельствует, что вера христиан не простой отголосок древних формул; но он только указывает на сокровище глубокой и невыразимой мысли, присно хранимое Церковью в своих недрах. Мысль эта не умещается только в одной познавательной способности, она почиет в полноте духовного бытия. Как же быть православным? То, что вся Церковь высказала, тому веровать, безусловно; знать, что все, что она когда-нибудь выскажет, будет безусловно истинно. Но что она еще не высказала, того за нее не высказывать авторитетно Самому стараться уразуметь со смирением и искренностью, но не признавать над собою ничьего суда, покуда Церковь не изречет своего суда». Хомяков воспринимает богословие всегда на живом фоне изначальной и неизменной первозданности Откровения в Церкви, – и богословие должно быть только аналитическим свидетельством и подтверждением этого Откровения.

«Богословие есть описание той благодатной действительности, которая явлена и открыта в непогрешительном и непреложном опыте Церкви. Церковь – не доктрина, не система, не учреждение. Церковь есть живой организм, организм истины и любви, точнее – истина и любовь, как организм». Главным у Хомякова было это напоминание о церковном опыте, как первоисточнике и мериле всякого подлинного богословия.

Здесь уместно отметить влилние, оказанное Хомяковым на русское богословие. Очень важным было его обращение к первоисточникам при доказательстве постоянства веры. Ибо прошлое двух – трех прошедших веков являло пример массового уклонения русского богословия от этого постоянства. При этом само «постоянство веры» на протяжении всей истории Церкви не было чем-то застывшим в определенную форму, но при неизменном внутреннем содержании постоянно осмыслялось и развивалось в формах выражения. Богословское самосознание, канонический строй, богослужебный чин не были исторически неизменными, но росли и развивались во времени. Возникал практический вопрос: как согласовать верность Преданию с условиями настоящей жизни?

б) О догматическом развитии

 Интересно дальнейшее развитие идей Хомякова о догматическом развитии. Проф.- Прот. Горский писал по этому поводу: «Христианская догматика не была всегда одна и та же по количеству объясненных истин и по определенности этих истин. Догмат сам в себе, как мысль Божественная – един и неизменен, сам в себе полон, ясен, определен. Но тот же догмат, как мысль Божественная, усвоенная или еще усвояемая умом человеческим, еще не таков, Он прилагается к разным отношениям человека, к разному душевному складу и типу мышления и, соприкасаясь,  объясняется из него, встречает возражения и противодействие Бож. благодати, действующей через догмат. Иногда века и целые народы не понимают и отвергают его, наконец, он берет верх. Как истина Божия он не был побежден и тогда, когда ложь торжествовала над ним в сознании людей. Новое разумение, осмысление духовного опыта прибавляет ему ясность в человеческом сознании. В чем прежде было сомнение, то теперь  становится несомненным. Так каждый догмат имеет свою область развития в сознании людей и возрастает с течением времени, все точнее соприкасаясь с прочими частями догматики христианской, лежащими в уме человеческом. Наконец, все части догматики срастаются во единое тело, оживляются одним Духом – и весь ум человека просветляется. Вот ход развития догмата и его жизни в сознании человека.

Проф. А. Катанский писал: «Догмат неизменяем, как откровенная истина, и имеет историю развития его формы или внешней схемы, – его осознания человеком. Это рост догмата по формальной стороне. Первоначальная формула, данная догмату, бывала слишком тесна для явленной в ней откровенной истины, и потому с неизбежностью расширялась. Это был рост или выработка более совершенного языка и словоупотребления, «богоприличных слов», работа догматико-филологическая. Работа догматического богословия, во–первых, в выборе этих богоприличных слов, во-вторых, - в их богословском обосновании, «Проф. Катанский был убежден, что «отеческие творения суть живое исповедание веры и опыта Церкви и есть единственное средство оживить нашу вялую и скудную богословскую мысль».

Под влиянием Хомякова находился и еп.Сольвестр Малеванский, который «исходил из догматического опыта и общего религиозного сознания вселенской Церкви». «Задача догматики проследить и показать, как этот опыт Церкви отливается в богословских формах и затвердевает в догматических определениях. Догмат не только внешнее данное, но и внутренняя задача церковной мысли. Совершенно недостаточно простых подтверждающих ссылок на исторические тексты и свидетельства. Должно внутренне постигнуть откровенную истину и изобразить ее на конкретном историческом фоне эпохи. Истина открывается человеку не для того, чтобы он ее лишь внешне признавал и охранял, как некий клад, не прикасаясь к ней своей мысленной силой. И верность апостольскому преданию не означает, что его следует хранить в мертвенной недвижимости. Догмат дан, как Откровение и приемлется верою. Но вовсе недостаточно простого согласия или приятия догмата данного извне, Спасает только живая вера, т.е. усвоение откровенной истины всем сознанием человека, претворяющим догмат веры в природу нашего духа.]И только через такое усвоение сознанием догмат становится тем, чем он должен быть для человека – истинным светом, просвещающим его темные глубины, и новым жизненным началом, вносящим в природу человека новую истинную жизнь. Иначе догмат уподобится дорогому семени, падшему на камень. Догмат должен быть внутренне усвоен сознанием и мышлением. Разум не может созидать новых догматов, но силою своего мышления может вполне усвоять себе данные откровенные догматы, обращая их в свое собственное достояние, в свою природу и в свою жизнь. И то, что принято верою, разум своим усилием и содействием благодати возводит на степень знания. Свидетельствует догмат Церковь, облекая истину Откровения в самую точную и соответствующую форму, и этим возводит ее на степень несомненной, непререкаемой истины. Божественная полнота истины содержится в данном догмате от самого начала, но она должна быть явлена, раскрыта, признана человеком. Догматы перед изучающим их разумом являются теперь не в первоначальном виде, в каком они заключены в Бож. Откровении, а в более развитом и сформулированном, как прошедшие через длинный процесс их осознания Церковью. Богословие должно понять и показать догмат в процессе его церковного сознания».

Учение о догматическом развитии тесно связано с пониманием роста самой Церкви. Развивая идеи Хомякова, Вл. Соловьев писал: «исходя из понятия Церкви как Тела Христова (не в смысле метафоры или аллегории, а в смысле духовной реальности),должно помнить, что это Тело необходимо растет и развивается и след. совершенствуется. Будучи Телом Христовым, Церковь доселе еще не есть Его прославленное Воскресением, всецело обоженное Тело. Но и теперь она, как живое Тело Христово, уже обладает начатком будущей жизни. И в историческом бытии видимой Церкви этому Бож. Телу уже с самого начала дано все, но не все обнаружено или открыто, а открывается постепенно. Согласно евангельскому сравнению это вселенское тело (Царствие Божие) дано нам, как божественное семя. Семя не есть часть или отдельный орган живого тела,- оно есть все тело, только в возможности, потенциально, т.е. в скрытом от нас, постоянно раскрывающемся состоянии.  При этом раскрытии в вещественном отношении обнаруживается лишь то, что само по себе, как живая сила и образующая форма, уже сначала заключалась в семени. Развитие предполагает тождество развивающегося. Развитие есть раскрытие внутренней идеи, ее исполнение, а не изменение. Организм живет не сменою, а взаимно сохранением своих частей.  И эта органическая цельность или кафоличность особенно характерна для церковного развития. Следует отметить, что Соловьев был неправ в практических приложениях этих в целом здравых разсуждений. Так новоизмышленные латинские догматы вовсе не были результатом церковного догматического развития, ибо нарушали преемственность и тождественность с предшествующим догматическим учением Вселенской Церкви. Сам по себе благодатный рост в постижении Богооткровенных истин продолжался в Церкви до конца эпохи вселенских соборов или может быть, до эпохи исихазма, сменившись затем постепенным, но необратимым упадком. Во всяком случае философское оживление конца прошлого века никак не подходило под понятие роста в постижении догматов и догматического развития учения Церкви.

Догматическое развитие состоит в том, что первоначальный залог веры, оставаясь сам в себе неприкосновенным и неизменяемым, все более раскрывается и уясняется для человеческого сознания. «Церковь ничего не прибавляет к внутренней истинности откровенных догматов, но она делает их ясными и безспорными для всех своих чад»,- писал Хомяков. В этом выражается взаимодействие Бож. благодати с человеческой природой.

Если непременное условие церковности есть то, чтобы ничто новое не противоречило старому, то это не во имя того, что оно «старое», а во имя того,  что оно есть произведение и выражение того же Духа Божия, Который действует в Церкви и Который Сам Себе противоречить не может. Мы принимаем и почитаем Предание Церкви не только потому, что оно предано (ибо бывают и ложные предания), а потому что признаем в преданном не произведение только известного времени , места или каких-либо лиц, а произведение Того же Духа Божия, Который нераздельно всегда и везде присутствует в Церкви и все в ней исполняет, Который и в нас самих свидетельствует о том, что некогда Им же создано в древней Церкви, т.ч. не выраженную прежде, но всегда единую истину познаем благодатною силою Того же Самого Духа, Который тогда ее выразил. Поэтому и всякая форма и всякое постановление, выраженные через лиц, действовавших не от себя и не во имя свое, а от имени всей Церкви, прошедшей, настоящей и будущей, видимой и невидимой, – такое их постановление по вере нашей исходит от присущего и действующего во всей Церкви Христовой Духа Святаго, и должно быть поэтому признано святым и неизменяемым, как исходящее от всей Церкви в ее нераздельном единстве и целости, как вмещающей всю полноту Бож. благодати.

Противники догматического развития представляли историю Церкви так, будто Бож. содействие было однократным, при Апостолах, а далее Церковь жила только по силе этого первоначального откровения. Стремясь оградить неприкосновенность изначального Предания, т. е. Писания, они неизбежно понижали роль Вселенских соборов. Они настаивали, что «на соборах не было никакого особого содействия Св. Духа, ибо в том не было нужды», что «соборы охраняли Предание и разъясняли его применительно к случайным потребностям Церкви», что «соборные определения имеют значение только историческое и отрицательное, как осуждение определенных ересей», что «чрезвычайные действия Духа прекратились, когда закончился новозаветный канон», что «Апостолы передали Бож. учение своим преемникам в устном и письменном виде всецело, а соборы только низлагали еретиков» Это свидетельствует о непонимании, что Вселенские соборы определяли и описывали изначальную христианскую истину с новой точностью и со связующим церковную совесть авторитетом, и в этой точности и авторитете их важность и новая ступень определенности церковного учения. Для противников догматического развития вся полнота христианства буквально сосредоточивалась на первохристианстве, на «апостольском каталоге догматов». Вся последующая история Церкви оказывалась одним упадком.  Высказывались даже мысли, что «догматические определения – показатели ослабления церковной жизни, того, что истина стала бледнеть в сознании верующих, и ее пришлось закреплять словесными определениями». По сути, это были вариации протестантской историографии на тему: церковная история, как упадок по сравнению с первохристианством.

Значение Хомякова состояло в том, что он обращался к опыту Церкви, в котором вся полнота истины дана сразу, но опознается постепенно, и описывается в обязательных определениях. Вся догматическая система Церкви в этом смысле есть раскрытие единой первоистины о Боговоплощении. И значение соборных вероопределений не столько в их старине, сколько в их истинности: они принимались в силу своей внутренней связи с основным данным христианского откровения.

Возникал вопрос: как понимать слова Апостола о Церкви, как Теле Христовом в прямом и реальном, хотя и таинственном смысле, или только в переносном аллегорическом. Противники Догматического развития понимали в переносном смысле, и потому отрицали богословское осмысление и развитие, и отрицали его первоисточники – опыт и учительство Церкви, противопоставляя им преувеличенную Законченность Апостольского предания. «Православие же держится не одною стариною, а вечно живущим в Церкви Духом Божиим»,– подчеркивал Хомяков.

Прямые и явные решения Вселенской Церкви имеют для нас не одно формальное значение, и не только внешний авторитет. В них реальное и живое проявление богоутвержденной власти, обусловленное реальным и живым действием Св. Духа. Каждый истинный член Церкви сам нравственно участвует в ее решениях доверием и любовию к великому Богочеловеческому организму, целому в его живых представителях. Без этого живого участия самого народа Божия в догматических актах Вселенской Церкви и пастыри не могли бы проявить надлежащим образом свою духовную власть, и Самый Дух Божий не нашел бы в Церкви того сочетания любви и свободы, коим привлекается Его действие. Всякое решение Вселенской Церкви, будучи ее собственным действием, идущим изнутри, от обитающего в нем Духа Божия, составляет положительный шаг на пути ее внутреннего развития, ее возрастания и совершенствования в полноту возраста Христова. Развитие церковного вероучения в эпоху вселенских соборов, в связи с общим ростом Церкви,– есть исторический факт.

Проф. А.Введенский писал: «Совершенно недостаточно простых ссылок на тексты и свидетельства, на авторитет и послушание. За каждым догматом нужно указать вопрос, на который он отвечает, естественные запросы духа относительно той или другой истины. И уже затем должно установить, положительное свидетельство Церкви от Писания и Предания,– и здесь отнюдь не мозаику текстов, но органический рост понятия. Тогда догмат оживет и откроется во всей своей умозрительной глубине, как Бож. ответ на человеческий запрос, и как свидетельство Церкви. И окажется истиною самоочевидною, противоречить которой духовно немыслимо и мучительно. Догматика должна идти навстречу религиозным вопросам и претворять темный уголь традиционных формул в самосветящиеся камни истин веры».

в) Сущность западных исповеданий (извлечения)

Велико значение этого труда Хомякова, где он точно показал апостасийную сущность западного «христианства». Особенно злободневно звучат его строки относительно состояния латинства, путь которого повторяет ныне Моск. Патриархия.

«Церковь – это авторитет», говорят латиняне, не понимая, сколько в этом неправды и богохульства. Как и Сам Христос, Церковь не есть внешний авторитет для христианина, а Истина, и в то же время его внутренняя жизнь, более действительная, чем его телесная жизнь. Христианин живет вселенской жизнью любви и единства, т.е. жизнью Церкви. Так самая почва, на которой стоят западные секты, совершенно иная, чем та, на которой издревле стояла, и вечно будет стоять истинная Церковь. Сами латиняне – рационалисты во всех своих верованиях и протестанты с первой минуты своего отпадения. В Церкви авторитет иерархии неотделим от Истины и  внутрицерковной жизни, а познание истин веры зависит от внутренней духовной жизни. В Церкви они живут одна другою. Латинский рационализм сделал авторитет внешней властью, а познание истин веры оторвал от церковной и личной духовной жизни; живую связь с Церковью каждого члена заменил подданнической зависимостью от власти Рима.  Дальнейшее развитие рационализма поставило эту зависимость под сомнение, – и единство западного мiра рухнуло. Так протестантизм – законное, хотя и непокорное исчадие латинства. Выводы у них, правда, разные, но посылки и определения всегда тождественны.

Принципы существования отпавших от Церкви западных группировок Хомяков сопоставляет с принципами истинной Церкви. «В Церкви протестантство невозможно, ибо она стоит на совсем иной почве. Дух Божий, глаголющий в Св. Писании, поучающий и освящающий Св. Преданием Вселенской Церкви, не быть постигнут одним разумом. Он доступен только полноте человеческого духа под наитием благодати. Попытка проникнуть в область веры, неся пред собою один светильник разума, есть дерзость не только преступная, но и безумная. Только свет, сходящий с неба и проникающий всю душу человека, может указать ему путь, только сила, даруемая духом Божиим, может возвести его на те высоты, где является Божество. Только тот, кто носит в себе Христа, может приблизиться к Его Престолу. Только Церкви святой – живому ковчегу духа Божия, носящему в себе Христа,– только ей одной, связанной с Ним тесным внутренним единением, дано право и власть созерцать небесное величие и проникать в его тайны. Имеется в виду Церковь в ее целости и полноте, по отношении к которой Церковь земная составляет нераздельную ее часть. Церковь в ее целости начертала Св. Писание, и она же дает им жизнь в Предании. Писание и Предание есть два проявления одного и того же Духа, и составляют одно: ибо Писание не что иное, как предание начертанное, а Предание не что иное, как живое Писание. Это стройное единство образуется слиянием чистейшей святости с высочайшим разумом, и только через это слияние разум приобретает способность разуметь предметы в той области, где один разум, отрешенный от святости был бы слеп, как сама материя.

Неведение и грех есть удел каждого лица в отдельности. Полнота разумения равно как и безпорочность и святость, принадлежит лишь единству всех членов Церкви. Кто ищет гарантий против заблуждения в будущем вне надежды и веры, тот уже рационалист, сомневающийся в Церкви. Разница между основными началами Церкви и западных исповеданий так велика, что едва ли можно найти хоть одно положение, в котором они были бы согласны; чем сходнее на вид внешние формы, тем существеннее различие в их внутреннем значении. Различие между духом Церкви и духом рационалистических сект есть решительное – во всех догматах, в таинствах, в богослужении и в нравственных началах.

Восточные патриархи в своем послании 1848 г провозгласили: «непогрешимость почиет единственно во вселенской Церкви, объединенной взаимной любовью; неизменяемость догмата, равно как и чистота богослужения вверены охране не одной иерархии, но всего народа церковного, который есть тело Христово. Мы не имеем никакого внешнего надзирательства, а только соединены единством веры и союзом любви. У нас ни патриархи, ни соборы никогда не могли ввести что-либо новое, ибо хранитель благочестия у нас есть самый народ церковный, как тело Христово».( § 16-17). По словам еп. Иннокентия Камчатского «епископ в одно и то же время есть и учитель, и ученик своей паствы» Поучает не одно слово, но целая жизнь, и в этом смысле христианин попеременно то принимает поучение, то сам поучает. Рационализм же не признает иного поучения, кроме словесно-рассудочного. Вера смыслящая есть дар благодати в ответ на акт свободы. Вера всегда есть следствие откровения, опознанного, как откровение; вера не есть убеждение разсудочное, основанное на выводах, а гораздо более. Она есть акт всех сил души, охваченной и плененной до последней ее глубины живою истиною откровенного факта; она мыслится и чувствуется вместе, требует употребления в дело всех сил души.

Исходное начало изследования в области веры – в смиренном признании собственной немощи. Иначе не может и быть: ибо причастность к падшему естеству уже содержит в себе возможность заблуждения, которая переходит в действительность, когда человек доверяет себе. Там лишь истина, где безпорочная святость, т е., в целости вселенской Церкви, которая есть проявление Духа Божия в человечестве.

Христианское учение обращается не к одному уму и действует не исключительно через его посредство, а обращается ко всей душе в ее целости и действует через все многообразие ее сил. Конечно, христианство выражается и в отчеканенной логически и словесной форме – Символе веры, догматических определениях, но это выражение не отрывается от других его проявлений. Кто отсекает одно разсудочное учительство от других его видов, приурочивает учительство к должности, связывая только с ней Божий дар учения,– тот впадает в ересь.

Все древние ереси были заблуждениями, более или менее преступными, но личными, не посягавшими на церковную вселенскость. Во время их возникновения догматы, против которых они возставали, хотя и заключались подразумевательно в церковном предании, но еще не были облечены в форму ясных определений,– поэтому для немощи веры была возможность заблуждения. Древние ереси, искажая догматическое предание, притязали все же на верность преданию того, как благодатию Св. Духа догматы получили на соборах точное определение, заблуждение в прежнем смысле стало невозможным даже для личной немощи,– а либо неверие, либо отступление. Латинство же принципиально поставило свое личное мнение выше вселенского единоверия, посягнуло на догмат о существе Церкви.

Заблуждение в истине не может считаться невинным для христианина. Оно всегда есть признак и последствие греха, делающего человека недостойным небесного света, как и всякий грех. Пусть никто не дерзает заглушать голос своей совести ни по примеру протестанта, говорящего: «пусть я заблуждаюсь, но намерения мои чисты, и Бог не взыщет», ни по примеру латинянина: «пусть я заблуждаюсь, но истину знает папа, а я подчиняюсь ему». Греховно всякое личное заблуждение, как и соучастие в заблуждении общественном.

Возможно ли наше сближение с латинством? Кроме решительного отрицания, иного ответа на этот вопрос дать нельзя. Истина не допускаёт сделок. Что  папство изобрело унию,- это понятно. «Церковь-государство» может пожаловать некоторые права своим подданным за их подчинение папе. Истым латинянам такие илоты в вере, конечно, ничего кроме презрения не внушают, но они полезны как орудие против своих восточных братьев, которым они изменили. Такого рода единение совершенно согласно с началами латинства, но немыслимо в глазах Церкви, ибо она не знает сделок в догмате и в вере. Она требует единства полного, не меньше,– за то дает и равенство полное, ибо знает братство, но не знает подданства. Итак, сближение невозможно без полного отречения со стороны латин от всех своих заблуждений, длившихся десять веков.

Но не мог бы собор закрыть бездны, отделяющей латинство от Церкви? Нет ибо тогда только можно будет собрать собор, когда предварительно закроется эта бездна. Правда, и люди, напоенные ложными мнениями, участвовали во вселенских соборах: из них одни вернулись к истине, другие упорствовали в своих заблуждениях и окончательно отпали от Церкви. Но и эти люди, несмотря на свои заблуждения в догматах веры, не отрицали Божественного права церковной вселенскости. Они для того пребывали на собор, чтобы удостоиться поддержки своему мнению со стороны братьев. Эта надежда оправдывалась или не оправдывалась согласием или несогласием собора и всего церковного народа – всего тела Христова. Еретические же соборы не были признаны за голос Церкви всем церковным народом, единым в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Такова идея собора. Где на нем место протестанту, ставящему личное мнение выше святости вселенской веры? Или латинству, присвоившему права вселенской Церкви своему областному рационализму? К чему им собор, если они уже получают Бож. откровения через папу или Лютера? Собор дотоле невозможен, пока западный мiр, вернувшись к самой идее собора, не осудит наперед своего посягательства на соборность, не подчинит своего мнения суду вселенской Церкви.

Ученость обширна при узости воззрений и поверхностности, безсилие понять истину в ее живой реальности, замаскированное туманным мистицизмом,- рационализм в идеализме,– такова доля протестантов. Красноречие блистательное, согреваемое страстями; поступь величавая, но всегда театральная; слова, не отражающие понятия; эффектный призрак единства при отсутствии единства действительного; дешевая религиозность; тучи софизмов, скрывающие все неправды; любовь к порядку внешнему при неуважении к истине, - рационализм в материализме,– такова доля латинян. Наклонность папистов к софизмам, безстыдная ложь и напускное неведение при обличениях, вошедшие в привычку подтасовки и искажения текстов – настолько общеизвестны, что не подлежат оспариванию. Православию, как истине, ложь враждебна по существу; латинству, как отрекшемуся от истины, ложь необходима. Первое оружие, употребленное латинянами со времен папы Николая против Церкви, была ложь – подложные «Исидоровы декреталии» о примате папства, взятые из целого склада поддельных документов. Для защиты этих фальшивок понадобились новые подлоги,- так от первого толчка образовалась целая система лжи, растянувшаяся на века. И все софизмы латинян направлены на то, чтобы скрыть от глаз эту систему. Здесь источник той нравственной порчи, которой в латинстве искажаются самые светлые души и позорятся самые светлые умы. Ложь, возведенная на престол, железной цепью охватывает своими звеньями души, даже томимые жаждой правды. Но окружающий латинство протестантский мiр давно утратил почти всякую религию и утопает в неверии. Поэтому желающие иметь хоть какую-нибудь религию закрывают глаза на латинские обманы и переходят под римское знамя.

Особая ложь западных исповеданий заключается в их союзе с социальными и политическими движениями: они упали до того низко, что уже не стыдятся рекомендовать себя правительствам и партиям, как шайка наемников, выторговывая себе плату за службу. Когда религиозная группа вмешивается в споры о «хлебе и зрелищах», выставляя свою способность разрешить вопросы этого рода, и думая этим засвидетельствовать присутствие Духа Божия в своем лоне, она теряет всякое право на доверие к себе. Победителем все чаще бывает полное неверие, скептицизм невежества – это законное исчадие рационализма, явного и переодетого, в продолжение стольких веков слывшего на Западе за веру.

В делах мiрских и гражданских мы можем поддерживать общественный порядок и закон, не отвергая содействия сограждан других исповеданий. Но не так в делах веры: как члены Церкви, мы – носители ее величия и достоинства, мы – единственные в целом мiре заблуждений хранители Христовой истины; отмалчиваясь, когда мы обязаны возглашать глагол Божий, мы принимаем на себя осуждение, как трусливые рабы Того, Кто претерпел смерть за человечество. Но мы были бы хуже, чем трусы, мы стали бы изменниками, если бы вздумали призывать заблуждение себе на помощь в проповеди истины, и ёсли бы, потеряв веру в божественную силу Церкви, стали искать содействия немощи и лжи. Как бы высоко ни стоял человек на общественной лестнице, если он не от Церкви, то в области веры он может быть только учеником нашим, но отнюдь не равным нам и не сотрудником в деле проповеди. Он может сделать только одно доброе дело – обратиться к Церкви. Ни один христианин, пока он, верит в истину своего исповедания, не отнесется к иноверцу иначе.

Всякая неправда поражает виновного гораздо более, чем его жертву: обиженный часто прощает, обидчик не прощает никогда. Его преступление всаждает в сердце росток ненависти, который постоянно растет. Латинская ересь против церковного единства была нравственным братоубийством. Наследники этого преступления неизбежно пришли к братоубийству вещественному. Во всех западных исповеданиях на дне души у каждого лежит глубокая неприязнь к православной Церкви: у латин более ненависти у протестантов – презрения. Истина не может даться сердцу, обладаемому ненавистью.

Библия не существует без канона, а канона нет вне Церкви. Потому верование протестанта в библию чисто условно, а условное верование есть не более как прикрытое неверие, кладущее неизгладимую печать на душу человека,  отнимающее от него способность к познанию Истины. Об истинной безусловной вере запад давно потерял память. Поэтому напрасно православные предполагают в западных добросовестность в вере, когда те к этому вовсе не способны. Западному  ному человеку, прежде чем приходить к уразумению какого–либо члена веры должно допустить самую возможность безусловной веры, а он в продолжение многих веков довольствовался условным верованием, не признавал возможности иного. Латинский термин «вера угольщика» подразумевает, что вера несомневающаяся, есть исключительно принадлежность невежды, не подозревающего, что он живет в веровании условном; в этом термине – полная исповедь неверия.

Борьба истины с заблуждением всегда труднее, когда против нее не только предубежден разсудок, но и предрасположены воля и Страсти. Именно таково положение обществ, отпавших от Церкви. Поэтому, чем упорнее раздается голос Церкви, тем упорнее сопротивляется ему отступническое западное сердце, тем изобретательнее становится ум – сообщник злых страстей сердца, на всякие увертки и явную ложь.

Непогрешимость в догмате, т.е.  познание истины, имеет основанием в Церкви СВЯТОСТЬ взаимной любви во Христе, и этим устраняется самая возможность рационализма, т.к. ясность разумения Истины поставляется в зависимость нравственности, святости и через это – от единения с Истиной. Порвав эту связь, западный мiр воцарил рационализм и протестантское безначалие. Для прикрытия беззакония самовластием была придумана папская непогрешимость. Так познание Божественной Истины, приписываемое папе, обусловлено ни его нравственным совершенством и личной святостью, (на что папы и не претендовали), ни его умственным превосходством (чего также папы себе не приписывали), а имеет характер вполне волшебного прорицания. В Новом Завете есть исповедания веры, как откровения, дарованные святости и любви – Симеона Богоприимца, Нафанаила, Петра и Фомы; и есть невольные признания бесов, исторгнутые страхом – признания бесноватых. Преимущества приписываемые папе, не предполагающие в нем святости и любви, сближают его с бесноватыми‚(или с Каиафой), но не с апостолами, на преемство от которых он претендует. Преимущество быть невольным вещателем истины, приписываемое лицу, не наследовавшему апостольской святости, по понятиям Церкви, соответствует только бесноватым.

Протестантство держится не на смысле Св. Писания (ибо толкования его противоречат одно другому), а на единстве вещи, т.е. писанного слова, как книги, независимо от его значения. По сути, это поклонение книге самой по себе есть фетишизм. Так печать смерти лежит на обоих видах западного отступления. Одни идолослужители поклоняются мнимо-непогрешимому человеку, против своей воли вещающему истину; другие – мертвой букве.

Вместо человека-автомата, издающего невольные прорицания, поставьте целую Церковь; исповедание Бож. истины признайте плодом одушевляющего Церковь, вследствие взаимной любви, Божественного Духа; вместо книги поставьте целую Церковь, для которой Библия есть ее собственное начертанное слово, понятное только ей самой, – тогда вы получите жизнь вместо смерти,  высший разум вместо безумия. Вызовите сперва начало жизни – любовь, и получите Духа, и узрите живой организм. Церковь не устраивает себе внешнего призрака Христа, как латиняне, но имеет Его осязаемо, постоянно, не внешними чувствами, но внутренними 0 Глава Церкви не нашел нужным оставлять ей Свой образ для изречения прорицаний, но всю ее одушевил Своим духом, дабы она имела в себе самой неприменяемую истину.

Чрезвычайно актуально звучат слова Хомякова по поводу появившихся еще в его время тенденций к объединению всех «христианских» исповеданий в одну Церковь.

«В последнее время в западном мiре появились идеи, что и латинство, и протестантство одинаково, и частично истины, частично неполны,– потому для создания всеобщей Церкви нужен некий их синтез. Кафоличность, т.е. соединение людей в Истине, придет в результате такого синтеза, а до сих пор его еще не было. Стало быть, Апостолы Христовы, просвещаемые дарами Духа, не составляли еще Церкви кафолической? А если они этой Церковью были, и кафоличность этой Церкви утратилась, то каким образом может человечество вновь обрести тот свет, которого оно не уберегло, получив его из рук Самого Бога? Кафоличность, или вселенскость познания истины и искание истины постоянно сопребывают в Церкви. Первое принадлежит всей Церкви в ее целости, второе ее членам. Апостольская Церковь гораздо выше каждого из апостолов,– частные дары в ней только отражение дара всеобщего. Каждый из нас постоянно ищет того, чем Церковь постоянно обладает. Неведующий ищет ее разумения, грешный ищет приобщения к святости ее жизни, всегда во всем несовершенный стремится к тому совершенству, которое обнаруживается во всех явлениях в Церкви: в ее писаниях, в ее догматическом, нравственном и литургическом предании, в ее таинствах и молитвах. Каждый из нас от земли, одна Церковь от неба. В Церкви каждый человек, духовно безсильный и одинокий сам по себе, обретает силу духовного искреннего соединения со своими братьями во своем Спасителе.

Без благодати Духа единение христиан не может дать каждому то, чего не имеет никто в отдельности. Песчинка не получает нового бытия от кучи, в которой лежит – таков человек в протестантстве. Кирпич, уложенный в стене, не улучшается от этого – таков человек в латинстве. Но всякая частица, усвоенная организмом, делается неотъемлемой частью его тела, и сама получает от него новый смысл и новую жизнь – таков человек в Церкви, в теле Христовом, органическое основание которого есть любовь. Единство по – латински есть «церковь» без христианина; свобода по-протестански есть «христианин» без Церкви. Мы же исповедуем Церковь единую и свободную. Она пребывает единою, хотя у ней нет официального представителя ее единства, и свободною, хотя свобода не обнаруживается разъединением ее членов. Эта Церковь есть соблазн для новых иудеев–латинян, и юродство для новых еллинов – реформистов; для нас же она есть откровение безконечной Божией премудрости на земле. В конечном счете вся вина за западные уклонения от истины падает на латинство, ибо вся система последующего отступления есть порождение его первоначального рационализма и преступления против христианской любви. Протестант только отрицает Выводы из этой системы; латинянин же отвергает самые исходные данные – Церковь и ее учение.

Святое учение, единое истинное, единое не пререкаемое, при том далеко превосходящее логику человеческую,  единое удовлетворяющее вполне самым живым потребностям сердца – во все времена было учение Церкви. Оно остается только ее учением и в наше время, как учение апостольское. И оно совершенно чуждо всем западным исповеданиям, представляя один из отличительных признаков Церкви.  Запад окончательно утратил Бож, Предание. Протестанизм германский не мог его возсоздать, ибо способен только к отрицанию и разрушению; он есть лишь разсудочная критика и одиночество эгоизма в духовной жизни. Протестантизм первоначальный, латинский, не мог его сохранить, ибо основан на отрицании христианской любви и живого единства Церкви. Отлучив себя от Церкви, западный мiр отлучил себя от Самого Бога.

Очень точно характеризует Хомяков суть западных искажений в учении о спасении. «Вместо установленного пришествием Христовым внутреннего единения между Творцом и тварью, была введена тяжба перед духовными юристами Рима. Вооружаясь счетной книгой, составленной по правилам двойной бухгалтерии, с дебетом в виде грехов и кредитом в виде «добрых дел», человек вступает в тяжбу с Богом, имея благоприятного судью – латинского казуиста. Если он остается папским подданным, то он не только не проигрывает своей тяжбы, но и за умеренный взнос попадает в акционеры рая. Излишек «добрых дел» есть его движимый капитал; недочет покрывается займом у более богатых акционеров. Был бы только верен баланс – и Бог не придерется.

Может ли сын Церкви удержаться от негодования, видя такое унижение и искажение апостольского учения? Где тут Бог, дарующий Себя человеку? Где человек, безсильный привнести что–либо от себя, кроме соизволения на Божественное благодеяние? Протестантство, хотя и отвергло латинские выводы, но осталось на тех же юридических основах, внесенных латинянами в религию. Голая разсудочная вера (как признания бытия Божия, и Иисуса за Христа) в нем есть заслуга такая же, как и «добрые дела» латинян. Польза остается решающим понятием, и тяжба человека с Богом продолжается, хотя и на измененной основе. Латино-протестантский спор о вере и делах есть спор о пользе и безполезности того и другого, или: какие «заслуги» должен предъявлять человек в тяжбе со своим Создателем».

Следует отметить, что в таком дешевом утилитарном взгляде на спасение, разсчитанном на массового потребителя , нужно искать причины живучести ложных западных исповеданий. Подобным путем идет в настоящее время и Мос. Патр., своей требной практикой распространяющая подобное искажение учения о спасении.

 «Неизбежно, отрекшиеся от братства, от Матери–Церкви, не имеют в Боге и Отца. Который для Церкви есть неоскудеваемый Источник всех благ. Испорченность сердца порождает ослепление ума; и нарушение первой евангельской заповеди не могло пройти безнаказанно.

Вера – жизнь и истина в одно и то же время – есть такое действие, которым человек, осуждая свою собственную несовершенную и злую личность, ищет соединиться с Богочеловеком.  Вера жива и действенна, а если не такова, то не есть вера, лишь разсудочное знание, которое есть удел и бесов.

Утративший Церковь, утратил и духовную реальность таинств. Латинянин овеществляет Божественное действие в таинстве, протестант отрицает это действие. Никто из них не понимает, что существенным является Церковь, ибо таинства совершаются только в ней и только для нее одной.

Полнота церковных прав, которую Христос вручил Своим Апостолам, пребывает всегда на вершине иерархии; ею благословляются низшие ступени и ею верно блюдется закон, проявленный с первого установления Церкви. В этом значение епископского чина, его неизмеримая важность.

Позднейшее возстановление в лютеранстве и англиканстве «епископства» посредством посвящения,  идущего снизу, от лиц, не имеющих церковных прав, есть прямое нарушение явных новозаветных заповедей и совершенное извращение порядка, установленного Христом и Его Апостолами. Ибо епископ и священник – не служители частной общины и ее уполномоченные, а служители Христа во вселенской Церкви; через них Церковь земная в нисхождении веков примыкает к своему Божественному Основателю, и через них она чувствует себя постоянно восходящею к Тому, Чья рука поставила Апостолов. Избрание кандидата может принадлежать общине, а утверждение и благословение – только тем, кто сам получил это благословение. Таков завет Апостолов, которому Церковь изменить не может: низшие должности исходят и получают освящение от высших. Поэтому Церковь признает решение епископов в делах благочиния, дает им право и честь объявлять ее догматические решения, впрочем оставляя за собою право судить о том, верно ли засвидетельствована ее вера и предание. Наконец, на епископов возлагает Церковь преимущественно служение слову Божию и обязательно поучать слову, хотя никого из своих членов не лишает этого высокого права, дарованного Духом Божиим всем христианам. Совершенство веры, обязательное для каждого христианина, (ибо христианин лишается чистоты веры не иначе, как действием греха). Церковь не может допустить притязания какого–либо епископа на такое совершенство, иначе на непогрешимость в вере – такое притязание есть верх нелепости. Что для всех есть нравственный долг, то не может быть ничьею привилегиею в особенности.

Протестанты изменили благочинию, установленному Духом Божиим. Они дали право низшему благословлять и поставлять высшего, но и в этом случае, как и во всех других, почин был сделан латинством. Все епископы равны между собою по благодатным полномочиям, но папа провозглашен «епископом над епископами», «наместником Христа на земле». Поэтому, когда епископы посвящают папу, они действуют столь же незаконно, как и иереи, посвящающие епископа или мiряне – иерея. Низшие поставляют высшего – порядок церковный извращен, и реформаты оправданы. Таково свойство всякой сознательной лжи, – она сама в себе носит зародыш самоубийства. Логическая последовательность и жизненность принадлежат только истине.

Перестав быть Церковью, западное «христианство» перестало быть христианством. Приняв смерть лжи в свои недра, оно совершило самоубийство, перестав быть живым организмом. Противостоять же действию веков и человеческих мыслей может только живое, т.е. причастное к Источнику Жизни. Отпадение от Бога западных исповеданий наглядно проявляется в том, что в их учении совершенно отсутствует добросовестность и искренность убеждения. Западный «апологет христианства», равно, как и его противник, совершенно чужд духовной жизни христианства, не способен понять учения Церкви и ее истории, и потому ему нечего защищать и нечему учить.

В Европе в настоящее время торжествует явный и тайный религиозный скептицизм; во всей Европе нет никакой религии, хотя не все смеют признать это. Отдельные лица еще имеют «религиозные потребности» утилитарного характера, и по–своему их удовлетворяют. Весь западный мiр, латинский и протестантский, живет по макиавельской заповеди: «если бы не было Бога, его следовало бы выдумать»,– и все довольствуются либо призраком, либо подобием религии Латинская идея «религиозных потребностей» задавила христианскую идею веры, чего на Западе до сих пор не замечают. Западный мiр утратил веру и хочет иметь «хоть какую – нибудь религию» и останавливается на «религии вообще». Если и можно встретить на Западе искренность, то только в откровенном безверии, но не в религии. Религиозное лицемерие – вот истинная религия Запада. Служение мiру сему, постоянные сделки с совестью – признаки окончательного крушения западных исповеданий. Религиозный макиавелизм и «удовлетворение религиозных потребностей» – вот, что только и осталось на Западе. (В наше время подобную картину мы видим в Мос. Патриархии).

Господь поручил хранение Своей веры и предания не отдельным лицам, но Церкви учеников, свободно объединенной силой взаимной любви, и эта Церковь в ее совокупности, а не отдельные лица, ее составляющие, была в день Пятидесятницы прославлена видимыми дарами Духа Божия. От этой Церкви, и единственно от нее, и получает всякое исповедание веры, всякое преданное учение, свидетельство своей истины и свою обязательность. Господь не оставил нам ни Своей фотографии, ни Своих стенографированных речей,- стало быть Он того не хотел. Буква мертвит, а животворит только Дух, и Дух свой Господь и оставил в Своей Церкви.

Неверие нападает на авторство Апостолов в Евангелиях и посланиях. Пусть! Эти евангелия и послания от Церкви, и это - главное, что для Церкви нужно. Имя ли Марка сообщает авторитет евангелию, или всеобщее признание Церкви, как выражение живущего в ней Духа Божия? Что нам до того, что излагатель, который, как и всякий человек от земли, как–то повлиял на вещественную форму писания, когда Церковь, которая от Неба, признала своим смысл этого писания? Имя излагателя представляет еще менее важности, чем форма изложения. Церковь благодатная не более ли заслуживает веры? Оторвав христиан от Церкви, западный раскол превратил Св. Писание в мертвую букву, в доктрину, не подкрепленную никаким свидетельством, в нечто безсильное, что должно быть непременно убито сомнением и поглощено забвением. Кто отрицает Церковь, тот изрекает смертный приговор над Библией.

Нам чадам Церкви дано видеть в Писании не мертвую букву, не официальный документ, а свидетельство и слово всей Церкви, наше слово настолько, насколько мы от Церкви. Писание от нас, и потому не может быть у нас отнято. История Нового Завета – наша история. Нас воды крещения сделали причастными смерти и погребения Господа и Его воскресения; Евхаристия соединила нас с Ним телесно общением; на наши главы сходил в таинстве мvропомазания Дух Божий.

Право формулировать свою веру Церковь вручила епископам, сохранив за собой право проверить формулу, которую они установят. Когда впоследствии большинство епископов, соединенных на Никейском соборе, изменили истине и подписали еретическое исповедание, Церковь, просвещенная своим Божественным Главою осталась верною и осудила невежество, испорченность или немощь своих уполномоченных, и своим свидетельством навсегда утвердила богодухновенное  Никейское вероопределение.

История Церкви – история живого и неразрушимого организма, выдерживающего вековые борьбы против гонения и заблуждения; это разумная свобода, освященная Божественной любовью, приносящая в полноте Бож. откровения высокое свидетельство в наследие грядущим векам. Церковь – та умственная и нравственная закваска человечества, которую утратил Запад. Проявлений Церкви нет на Западе, но в протестантстве - ничтожество, хаос и духовная смерть, а в латинстве – ложь, видимость  и та же смерть при кажущейся жизненности. Вся будущность принадлежит Церкви. Из рук Того, Кто принял за нее смерть, ее не исхитит никто и ничто,– ни мутные мечтания религиозных индивидов, ни макиавельская изворотливость косных религий, ни утонченность софизмов, ни непримиримая ненависть, переходящая от прежних попыток нравственного братоубийства к братоубийству вещественному, ни слово с его обольщениями, ни оружие с его силой.

Отступивший в латинство и ставший иезуитом бывш. кн. Гагарин, предлагая проект унии с папой русского царя и Синода, спрашивал: «если они согласятся кто может помешать соглашению?» Пусть русский государь подпадет обольщению‚ (хотя это почти неправдоподобно); пусть почти все высшее духовенство изменит‚ (хотя и это выходит из пределов возможного), – и тогда миллионы душ останутся непоколебимыми в Истине, миллионы рук поднимут непобедимую хоругвь церкви и образуют чин мiрян. Найдутся же во всем восточном мiре по крайней мере три или два епископа, которые не изменят Богу, – они благословят низшие чины, составят из себя все епископство, – и Церковь ничего не потеряет, ни в силе, ни в единстве: она останется кафолической Церковью, какою была во времена Апостолов.

Церковный обряд сам по себе – это духоносная поэзия символов или слов, которыми Церковь пользуется для выражения своего познания о Бож. истинах, своей любви к своему Создателю, любви, взаимно соединяющей христиан между собою на земле и на небе. Обряд по существу своему–прозрачное покрывало, которым облекается догмат, по существу неизменный. Во всей Церкви нет почти ни одного обряда, современная форма которого шла бы от времен апостольских, но все они служат выражением тех же догматов, которые происходят от тех времен.

«Церкви нужна независимость, а таковая возможна только в соединении с папой, – утверждают латиняне. В их глазах Церковь есть папа с подчиненным ему духовенством, а в наших–Церковь есть Церковь. Будем верны Церкви. будем независимы, чтобы ни случилось. Как христиане мы живем в государстве, но мы не от государства. Нравственное и духовное рабство может быть только последствием греха, против которого не обеспечит порочный Рим: единственное против него  средство – благодать Божия, которую он утратил. Клир действительно, а не по названию только христианский, есть клир свободный. Клир порочный сам себя отлучает от церкви и производит раскол, он выдумывает новые догматы и попирает ногами совесть. Он не может быть свободен, – он может только властвовать, т.е. быть рабом в душе,–ибо таково свойство всякой тирании, незаконно захватившей власть. Постоянная латинская лживость или иезуитская искренность, не есть ли проповедь неверия, при том убедительнейшая из всех. (Прим. сост. -  все это в полной мере относится к Моск. Патр.)

Одно направление латинской пропаганды сеет раздор между христианской государственностью и Церковью, другое – между мiрянами и клиром. Эти нападения до подлости жестоки в том, что они высказывают, и до ни лживы в том, о чем умалчивают. Перепечатки текстов, подложность которых была доказана много раз, безстыдные ссылки на тексты, опровергающие латинское учение, в защиту которого они приводятся, умолчание о фактах самых общеизвестных, указания на факты явно ложные, - вот и все их сочинения. Столь постоянная лживость и безстыдство внушает любой частной душе невольное чувство негодования и омерзения к латинству, эта ложь–порождение первоначальной лжи, породившей латинство.

В делах веры принужденное единство есть ложь, а принужденное послушание–духовная смерть. Согласие, единство и послушание есть условия жизни Церкви, и без них органическая жизнь ее невозможна, - но значит ли то, что взаимная любовь членам Церкви навязчива? Взаимная любовь есть дар благодати, посредством которой христианин зрит Бож. предметы со дня Пятидесятницы до дня Суда. - Доля благодатного христианского ведения, даруемая каждому христианину, находит свою полноту в органическом единении всех и ни в чем ином.

Должно иметь внутренний дар ощущений истины, дар Божий, чтобы опознать, какие произведения от человека, а какие Бога. И этот дар протестанты признают только за первыми веками. Куда же девался этот дар позже?» Необходимо признать, что Церковь испытала повреждение, ибо иначе мы не сделались бы протестантами», - более разумной причины они привести не могут. Жалкое  слепое порождение латинства несет грехи и наказание отца своего. «Принимая Библию» и отвергая церковь, протестантство осуждает само себя, ибо только канон церковный устанавливает Библию, как. Св. Писание. А канон идет не от времен апостольских, - он опирается единственно на доверии к Церкви. Протестантство, как и латинство, не имеет на Библию никакого права.

Когда современная безрелигиозная  критика нападает на Св. Писание, мы негодуем, но не ощущаем страха. Пусть она докажет, что Послание к Римлянам не принадлежит ап. Павлу: Церковь говорит нам: «оно от меняй»,- и это послание будет читаться по–прежнему во всех храмах, а христиане будут внимать ему в радостном молчании веры, ибо мы знаем, чье свидетельство для нас неотразимо. Пусть эта критика найдет какое-нибудь наиподлиннейшее писание Петра или Иоанна: оно не получит силы неотвержимого свидетельства до тех пор, пока Церковь не скажет: «это писание не только от Петра но и от меня». Тот, кто погрешил в Антиохии, мог погрешить и в другом месте, но не может погрешить Церковь. Не то у протестантов. Если послание не принадлежит Павлу, то–удар неотразим, и надо распускать секту, которая думала, что верит Павлу.

Союз всех сект, о котором мечтают реформаты, совсем не то, что единство церкви, которой у них нет. Союз – это то, с чем носится политический мiр, это раздор, замазанный снаружи, это–ложь, договаривающихся о земных выгодах, это – обоюдное равнодушие к истине и безверие, это то, что Церкви неведомо, а Царствию Божию чуждо. Можно  ли себе представить союз между Апостолами? В деле веры всякий союз есть изыскание минимума веры, к которой они способны. Это первое, основное условие – оно не христианское. Когда за основу берется минимум веры, то последнее слово останется за отцем лжи, на которого Рим, и порожденные им реформаты работали с первого дня своего существования до настоящего времени.

Грубый и ограниченный разум, ослепленный порочностью развращенной воли, не может зреть Бога. Верование есть не более чем разсудочное мнение, и никогда не может стать верой. Верование становится верой и внутренним убеждением только через благодать Св. Духа. Вера есть печать Св. Духа на веровании. Но эта печать не дается человеку лишь по его усмотрению, она вовсе не дается человеку, пребывающему в своей одинокой субъективности. Она была дана единожды на все века апостольской церкви, собранной в единении любви и молитвы в день Пятидесятницы. И от того времени христианин, человек субъективный, слепой протестант по своей греховной немощи, становится духовно зрячим кафоликом в святости апостольской Церкви, к которой он принадлежит, как  ее неразрывная часть. Всякий отдельный христианин в смысле искания истины – протестант, Церковь же кафолична, ибо обладает истиной. Новой Пятидесятницы не будет, как не будет нового воплощения Сына Божия. Протестанты осуждены остаться протестантами. Явная ложь и прикрытое неверие в среде латинской, признание отсутствия истины и открытое неверие в реформе – вот все, что имеется вне Церкви.

Перейдя туманную низину ереси, поднимемся на ясные высоты, откуда Церковь созерцает истину в ее Бож. гармонии. Здесь нет внутренних противоречий в учении, нет заблуждений, осуждающих себя собственным своим развитием, нет  колеблющейся под ногами почвы, нет блуждающих огней индивидуальной мысли, бросающих обманчивый полусвет среди общего мрака лжи. Здесь мы утверждаемся стопами на недвижимом камени и озаряемся светом невечерним, – ибо  здесь Царство Господне. Церковь не в  большем или меньшем числе верующих, но в духовной связи, их объединяющей.

Церковь есть откровение Св. Духа, даруемое взаимной любви христиан, той любви, которая возводит их ко Отцу через Его воплощенное Слово. Бож. назначение Церкви не только в том, чтобы спасать души, но и в том, чтобы блюсти истину откровенных таин в чистоте, неприкосновенности и полноте, через все поколения, как свет, как мерило, как суд. Мы твердо знаем, что вне Христа и без Христа, без любви к нему, человек не может быть спасен. Лучи, которые идут от Христа, идут из Его Церкви.

Смысл таинства покаяния в том, что человек сам осуждает себя, а оправдывает его Церковь. Она снимает с него тяжесть осуждения, им произнесенного, и принимает его опять в свое лоно. Это таинство прямо вытекает из живого единства, связующего в одно целое всех членов церкви, – единства, которому пастыри Церкви служат лишь видимым выражением.

Единение церковное осуществляется в реальной общине, в учении исповедуемом всею общиною, в общепризнанных и общепринятых таинствах и обрядах, – ибо обряды суть выражение отношений общины к исповедываемому ею догмату. Церковь в ее земном признании в одно время видима и невидима. На деле она есть общество избранных Божиих, одно тело и одна душа, – и в этом смысле невидима. Но в тоже время она есть общество людей, признающих принцип христианской жизни и подчиняющихся ему. Христианин не судит своих братьев, община судит их снисходительно и не отказывает в своем общении раскаянию, – но иначе она поступает с отметающими самый принцип, на котором зиждется единство – она удаляет от себя отступников. Человеческие связи могут остаться нетронутыми, но рушится для отпавших таинственная, благодатная связь, существовавшая между ними и Церковью: она упраздняется видимым действием их собственной воли, и отнимается у них благодать, обусловленная этой внутренней связью в Церкви и без нее не мыслимая.

Невидимая Церковь не может по самой природе своей признавать за свое проявление такое общество, которое не желает подчиняться самому принципу христианского общения. Этот принцип есть начало взаимной любви во Христе, приносящее свои плоды: веру, освящение и познание Бож. таин. Пока начало существует и признается всеми, существует и видимая Церковь, несмотря на личные грехи и невежество о внешних вещах. Но когда самое начало отвергается, тогда, что было видимой Церковью перестает существовать. Поэтому совершенно безсмысленными являются предположения реформатов, что церковь невидимая, т.е. лишенная всякого внешнего проявления, могла будто бы в продолжении веков пребывать в разсеянии среди обществ, исповедующих ложные учения и ложные догматы, отправляющих обряды, недостойные христианства. Что же это за невидимая Церковь, члены которой не имеют познания истины и состоят в общении между собою посредством искаженных безблагодатных таинств? Как невежды в вере чуждые благодати Св. Духа, могут быть Церковью Апостолов? Такова «невидимая Церковь, как идея» у протестантов. Выход из этого тупика один, – разжаловать основателей своих исповеданий в ересиархи и присоединиться к Церкви.  Человеку не дано возсоздать Церковь Апостолов, он может только присоединиться к ней.

Библия есть мысль Церкви, ее внутренняя вера, не только книга написанная, но книга разумеваемая. Поэтому там уже нет Библии, где вследствие искажения догматов и утраты благодати, не стало Церкви, хотя и Осталась книга, как книга. Так Ветхий Завет не существует для иудеев. Смысл пророческой тайны доступен только той общине, которая сама по себе носит откровение этой тайны. Разумение учения предшествует его написанию на письме, и может снова воспроизвести учение, если когда-нибудь вещественная форма утратится. Только раз сошел Св. Дух на Апостолов, а через них – на всех верных всех веков, и не для того, чтобы потом удалиться, но чтобы пребывать в ней навсегда. Писание есть писание всей Церкви, и потому не может сделаться книгой вчерашнего дня – оно есть и всегда будет книгою сегодняшнею, ибо Христос всегда один и тот же вчера, днесь и во веки.

Первыми утратили Писание те, кто первые отринули Церковь, и провозгласили свою независимость от нее, т.е. латиняне, основатели европейского протестантства. Утратив Церковь и канон, они обратили в канон собственные апокрифы, Позднейшие протестанты обратили каноническую Библию в апокриф. Истинный смысл Писания утратили и те, и другие, ибо и те, и другие утратили Церковь.

Мысль всей Церкви образуется гармоническим сочетанием мыслей личных, просвёщенных Бож. благодатию. И личная мысль приемлет научение не только рациональным словом, но и всею полнотою церковной жизни. Истина находится не просто в согласии всех, но в согласии всех в лоне Церкви, которая есть тело Христово.

Закон любви есть правило Церкви, и история Церкви есть раскрытие этого закона. Каждый ее член отдает свой труд всем, и каждый приемлет добытое общим трудом. Поэтому, когда заблуждение начинает выдавать себя за церковную истину, опровержение может идти от одного лица, но решение всегда принимается всеми.

Протестантская свобода – не та, которую приобрел нам Христос своею кровию, не та, которой Бог открыл свои тайны. Плоды свободы, благословенной Богом – полнота духовной жизни в Нем и согласие веры. Свободные во Христе – суть едино с Ним, а где нет такого единства, там рабство лжи, там мнимая свобода в очах падших человеков, но не в очах Божиих. Кто отрицает христианское единство, тот клевещет на христианскую свободу, ибо единство во Христе есть ее проявление.

Единство внешнее, отвергающее свободу, и потому ложное – таков папизм. Свобода внешняя, разрушающая единство, и потому также ложная – такова реформа. Тайна единения Христа с Его избранными открыта в церкви действительному единству и действительной свободе верных. Познание единства не могло быть вверено раздору, ни по свободы – рабству. Но Церкви дано и то, и другое, ибо ее единство есть не что иное, как благодатное согласие личных свобод.

Реформаты говорят: «Церковь потому несвободна, что связана своим учением и традицией», – иначе потому, что не может быть одновременно и истинной, и несогласной с Бож. Откровением, – явный абсурд. Свобода человеческого разума состоит не в том, чтобы творить вселенную по своему произволу, а в том, чтобы разуметь ее свободным употреблением своих познавательных способностей, независимо от внешнего авторитета. Св. Писание есть откровение Божие, свободно понятое разумом Церкви, определения соборов и все догматическое и нравственное Предание есть выражение того же откровения, понятого свободно, только под другими формами. Непоследовательность и противоречия знаменуют не свободу, а заблуждение, – ибо истина остается истиной, а ложь – ложью во все века.

Все тайны веры были открыты Церкви Христовой от ее основания и были выражены Апостолами, – но только для Церкви, и только ею могут быть поняты. Слова, выражающие понятия о мiре Божественном, могут быть понятны только тому, кто духом Божиим пребывает с реальностью этого мiра. Дух же пребывает в единстве Церкви, и потому слова, выражающие учение Церкви, являются в реальном смысле только тому, чья жизнь составляет живую принадлежность Церкви. Разумная свобода верного не знает над собою никакого внешнего авторитета, но оправдание этой свободы – в ее единомыслии с Церковью, а мера оправдания определяется согласием всех верных.

Тайны Божии открыты нам от начала. После этого вся работа человеческой мысли направлена на их усвоение, осмысление  и раскрытие. Человеческое слово есть только знак, смысл которого изменяется по языкам и эпохам. И Церковь унаследовала от Апостолов не слова, а благодатное наследие внутренней жизни, невыразимой, однако постоянно стремящейся выразиться. Ученикам из иудеев слова греческой философии(единосущный, ипостась) не говорили ничего и не имели для них смысла: для воспитанников же эллинизма прежние библейские имена были недостаточны для понимания христианства. Христианское учение – не набор слов, вызубренных наизусть и удержанных памятью, а выражение истины Божией, постоянно созерцаемой духом и уразумеваемой посредством благодати – внутренним смыслом сынов Божиих. Истина пребывает неизменною во веки, познание ее не изменяется, но выражение ее, по самому существу всегда недостаточное, видоизменяется сообразно с развитием языка и умственных приемов каждой эпохи. Отдельные лица свободно вносят в общий труд вклад более или менее удачных усилий, - Церковь принимает или отвергает его. Свобода личного разума не порабощена, но дело разума подлежит решающему пересмотру Церкви, а ее решение вытекает не из логической аргументации, а из внутреннего смысла, исходящего от Бога.

В Церкви, в ее целости, является полнота свободы во Христе, сознающая себя всегда непогрешимою, как в прошедшем, так и в настоящем, и уверенная всегда в себе самой, и в дарах Св. Духа. В отдельном же лице является смирение свободы христианина, который будучи силен убеждением, что для Церкви заблуждение невозможно, приносит свой вклад в общее дело, всегда покоряя братьям свое собственное мнение, и прося у Бога только сподобить его послужить органом веры всех. На таковой свободе всегда почиет благословение Божие.

В протестантстве свобода для секты есть свобода постоянного колебания, свобода отрицать то, что было решено отрицать накануне, свобода никогда не быть уверенным в своих решениях. Для отдельного лица, столь же мало верующего в общину, сколь мало община верит в себя, - свобода есть, или свобода сомнения во всем, или свобода нелепой веры в себя.

Единство Церкви – единство по благодати Божией, а не по человеческому установлению,– есть единство внутреннее, плод и проявление свободы, основанное не на рационализме, а на единстве любви, молитвы и таинств. Единство в латинстве есть лишь единство подчинения центральной власти и узаконенное равнодушие к вере, которая сводится к подчинению вере другого

Свобода и единство – таковы две силы, которым вручена тайна спасения во Христе, спасающего тварь через соединение с Собою. Плод этого по благодати Божией, не верование, не познание, добытое анализом, а внутреннее совершенство и созерцание Божественных таин,- иначе вера, по существу своему неприступная для безверия. Протестантское сомнение и римское верование не могут соблюсти веру, которой у них нет, – они сами не что иное, как безверие в принципе.

Силы мiра сего тогда лишь могли взять Христа, когда явился предатель из среды учеников; и ныне эти силы получают власть на Церковью лишь тогда, когда предательство зарождается в ее недрах и выдает ее саму, ее учение безверию. И ныне и первосвященник, и скептики отдают Христа на казнь безверию. Вера, отрицающая духовно–нравственную основу сходит на почву рационализма и падает под его ударами.  В этом  вся история религий Запада.

Особая убедительность в описании Церкви Хомяковым заключается в его апофатическом методе: в показании черт и свойств истинной Церкви через отрицание, по противопоставлению с ложными обществами западных исповеданий. Ныне большинство этих отрицательных черт, особенно свойственных латинству, усвоено апостасийными православными юрисдикциями, и из–за всеобщности распространения даже не почитаются за зло.  Долг каждого православного «все испытав, держаться доброго» и «уклонившись от зла, сотворить благо». 

К оглавлению

К следующему разделу