Версия для печати

(главы из книги «Русская Церковь лицом к Западу)

Предисловие

Может показаться парадоксальным и даже не совсем серьезным говорить о каком-то союзе между Ватиканом и большевизмом, поскольку известно, что папа Пий XI со всем своим духовным авторитетом заклеймил советскую систему в знаменитой энциклике, говорящей о "безбожном коммунизме" : «Коммунизм есть сущее извращение, и тот, кто желает спасти христианскую цивилизацию, не может сотрудничать с ним» (1).

Хотя Пий XI и написал двадцать лет спустя после революции 1917 г. эти навсегда памятные слова, тем не менее никто не сможет отрицать, что его предшественники, да и сам он не всегда так думали. Или же приходится в противном случае утверждать, что они действовали не в соответствии со своими намерениями и совестью.

Мы попытаемся понять, что же заставило папство сперва желать сотрудничества с безбожным большевизмом, а впоследствии столь сурово осудить его.

Стадия сближения

Прекрасно умея извлекать выгоду из столкновения различных, и даже противоречащих своим собственным, интересов, дипломатия Ватикана всегда смотрела вперед. Верный своему принципу «цель оправдывает средства», Рим был готов не замечать ужасов большевизма, в случае если это могло принести значительную выгоду для его проникновения в Россию. Мечтание включить Россию в сферу своего влияния испокон веков обитало в ватиканских умах. Начиная с середины XIX века, малейшее политическое, идеологическое, институционное движение, которое могло бы поколебать православный мiр, изучалось и исследовалось с пристальным вниманием и интересом.

Итак, на протяжении целого века Рим всматривался в малейшую судорогу, сотрясавшую русский колосс. Напомним позицию Пия IX, который видел в отмене крепостного права, задуманной и осуществленной Царем-Освободителем Александром II в 1861 г., один из таких знаков судьбы: «Мы находимся накануне великих событий. Одно только освобождение крепостных - уже величайшее событие, даже в области религии. Это вызовет в России разного рода движения, в которых проявится воля Божия. Поэтому нам следует разглядеть Божий промысел, следовать ему и быть наготове» (2).

В 1861, 1905, 1917 гг. - при каждом повороте русской истории Рим был начеку, чтобы не разочаровать Провидение. За подъёмом анархистской и нигилистической идеологии там наблюдали с большим интересом, и еще в 1868 г. апостольский нунций Мелья убежденно говорил: «Только революция способна помочь Церкви». Так родилась и укрепилась в римо-католических умах идея взаимосвязанности падения царского режима и католизации России. С разных сторон в католическом мiре раздавались голоса уверявшие: «На Востоке готовятся важные события, и Католической Церкви предстоит сыграть в них значительную роль» (3), а Лев XIII полагал, что «возврат России к Католичеству» (!) повлечет соединение всего Православия с Римом, что приведет к единству и миру во всем міре под эгидой Святого Престола. В подобном состоянии духа Ватикан встретил революцию 1905 г., которая открыла новую эру в его деятельности, не столько в самой России, сколько в пограничных государствах. Рим сумел извлечь выгоду из Императорского Манифеста от 17 апреля 1905 г., предоставивший свободу совести всем подданным Империи, что, однако, ничуть не мешало Пию Х вопить, что «Россия - самый большой враг Церкви» (4). Это помогает нам лучше понять главную причину поддержки, оказанной папством Тройственному союзу против Союзников... Взаимосвязь между разрушением исторической России и торжественным проникновением Католичества стала, как никогда ощутимой в латинском сознании. Но еще не пробил час и Рим решил, как можно шире воспользоваться возможностями, предоставленными указом о веротерпимости, символически дарованным в самый день Пасхи. На нетерпение польских католиков Рим отвечал, как и в прошлом веке, предписанием епископату и всему духовенству сохранять спокойствие и поддерживать законное русское правительство в борьбе с мятежом! Взамен папа начал тайное небезкорыстное сотрудничество с царским правительством, с целью облегчения смешанных браков, открытия католических монастырей и назначения профессоров в семинарии. Нетерпению своих сторонников он противопоставил твердую уверенность в том, что, рано или поздно, Россия должна пасть сама, как зрелый плод в римский кошель, и, в ожидании этого дня, лучше всего спокойно готовиться к нему (5).

Долгожданное падение царизма пробудило большие надежды и уверенность, что "русская политика" Ватикана входит в решающую фазу. Начиная с 1917 г. все усилия Рима были направлены на Россию, в ущерб остальным унионистским направлениям. Известный иезуитский священник отец Урбан, впоследствии прославившийся в Польше распространением Восточного обряда, признавал, что такого радикального изменения политического строя вообще нельзя было вообразить. Большевицкая революция должна была вот-вот уничтожить Русскую Церковь, представляющую собой девять десятых всего Православия. Возникали новые явственные перспективы, совершенно немыслимые во времена Российской Империи. Сама стадия союза была, как мы уже говорили, превзойдена, отсюда – безудержные усилия Ватикана самому водвориться в России, заместив совершенно опустошенную Православную Церковь, чьи епископы и духовенство были физически уничтожены, чей патриарх находился в заключении, тогда как "Живая Церковь" подрывала ее изнутри. Тем не менее, борьба предстояла напряженная. Председатель городского совета Москвы утверждал, что все страны посылали в Россию своих миссионеров (6), но Рим всеми силами старался быть первым в этой погоне и не упустить добычу. Верная генеральной линии, которой она придерживалась по отношению к России, Католическая Церковь никогда не связывала свою судьбу с безнадежным делом. Без колебаний признав положение вещей в новом обществе, она постаралась извлечь все возможные выгоды из возникшей ситуации. Во время широко известного процесса над католическими священниками в марте 1923 г. (7), архиепископ коадъютор Могилева Жан- Батист Цепляк без обиняков прямо сказал прокурору:

«Мы возлагали большие надежды на революцию, которая даровала нам свободу» (8). Экзарх русских католиков Леонид Федоров публично признал, что «когда произошла Октябрьская революция... мы, наконец, смогли вздохнуть свободно». Эта знаменитая фраза, также произнесенная на судебном процессе, представляется в какой-то степени неверной, но следует иметь в виду, что она входила в план защиты Федорова. Строго говоря, большевицкая революция на самом деле ограничила полную свободу, предоставленную католикам Временным правительством. Напомним, что 20 марта 1917 г. были отменены все ограничения в области религии, а 8 августа правительство Керенского устранило своим декретом все препятствия распространению Католицизма. Двумя месяцами ранее, 29 мая, впервые в истории в Петрограде состоялся собор Униатской Церкви. Среди многочисленных решений этого собора было предписание всем католикам России почитать всех русских святых, так же как и всех западных, с особым упоминанием Иосафата Кунцевича (9). Иезуит Поль Майе в своем труде, посвященном Федорову так характеризует время проведения собора: «Благодаря счастливому обстоятельству, митрополит Андрей (Шептицкий) прибыл в Петроград в этот период надежды и радости» (10). Время «надежды и радости», которое переживала католическая община, так же как и «счастливое обстоятельство», позволившее прибытие Шептицкого в Петроград были на самом деле тесно связаны с отречением Государя Императора Николая II. Полная свобода религиозной пропаганды, предоставленная Католической Церкви Временным правительством, была, если не совсем отнята, то, по крайней мере, сильно ограничена новой властью, и Рим приложил все силы к тому, чтобы вернуть эту свободу ценой переговоров и разного рода помощи советской власти, в то время как Православная Церковь подвергалась неслыханным кровавым гонениям: «Рим кружится, как изголодавшийся волк, и готов пожрать, как свою добычу, погибающее Православие» (11) - писал профессор Николай Глубоковский.

Двусмысленность отношений между Ватиканом и Москвой сразу после революции происходила из простого совпадения интересов обеих сторон (12). Большевикам нужно было как-то удовлетворить и направить в безопасное для себя русло религиозную потребность русского народа, поскольку не удавалось искоренить её. «Отделение Церкви от государства - дело решенное, но остается еще отделить религию от народа» (13), - заявлял Ленин. Своевольный декрет не мог отменить девятивековую живую потребность веры, и, несмотря на все усилия, атеистическому государству не удавалось искоренить из сердец народных масс православную веру предков. Короче говоря, поскольку требовалось удовлетворить эту потребность, в интересах Кремля было сделать это с помощью Католичества, так как Православие было неразрывно связано с павшим режимом и с исторической структурой, в корне противоположной ныне господствующей идеологии. Сверх того, распространение Католичества должно было ослабить главную оппозицию режиму, каковой являлось Православие. Именно эту карту Ватикан через посредство Эдуарда Роппа, архиепископа могилевского и митрополита всех католиков России, хотел разыграть в партии с Москвой. Но, если на самом деле Православие и воплощало русскую национальную идею, то большевики не могли смириться с тем, что Католицизм будет представлен извечным врагом России - польским Католицизмом. Это хорошо понял д'Эрбиньи, который принадлежал к направлению в Ватикане, считавшему, что большевики - это тот партнер, с которым мог бы договориться Католицизм, если бы он не был отмечен польским национализмом. И, поскольку большевики были непреклонны в своем отказе принять в России духовенство польской национальности, или даже просто выходцев из Польши, то Рим решил открыть семинарии для русских католиков и порою не стеснялся проявлять знаки дешевого "антиполонизма" с целью выказать Католицизм религией, окончательно избавившейся от польского влияния. Большевики не только приветствовали распространение Католичества, как орудие борьбы против русского национального чувства, но к тому же не могли равнодушно относиться к авансам Ватикана в то время, когда иностранные державы вели себя весьма сдержанно по отношению к ним. «Возможно более искренне, чем светские власти, Рим примирился с порядком вещей, существующим в России» (14), с удовлетворением отмечали католические авторы. Это благосклонное отношение, готовность к диалогу могли лишь расположить советское правительство к Ватикану. Согласно Депрео, такое приятие коммунистического мира было связано и с царившим в западных католических кругах живучим мифом о тесной связи социализма с христианством. Депрео перечисляет различные факторы, свидетельствующие в пользу политики сближения Рима с Москвой: «/.../ Но что гораздо важнее, так это то мощное движение пролетарской ориентации, социалистической или коммунистической концепции на основе христианства, привлекающей целый ряд католических активистов /.../. Как бы там ни было, но политика папства в СССР находится ныне в активной стадии /.../ лицом к лицу с властями - лояльность и нейтралитет, сопровождаемые предложением сотрудничества на международном уровне /.../. Какую будущую жатву соберет папство, благодаря прозорливости своей сегодняшней политики? /.../ В любом случае, невозможно рассматривать как нечто незначительное то понимание, то стремление к миру и братству, которые папство проявляет по отношению к новой России» (15).

Тезис, который защищал д'Эрбиньи, с годами так и остался неизменным. Согласно ему, Ватикан никак не должен пытаться свергнуть советскую власть: обращение России произойдет не благодаря новой революции, а благодаря реформе, приспособлению к существующему строю, который следует склонить на свою сторону, а не упразднить (16). Этим объясняются попытки добиться согласия, некоего modus vivendi между марксизмом и таким подслащенным христианством, приемлемым для советского режима (17). Итак, советская власть должна была найти в католических священниках верных и лояльных служителей, и «Папская комиссия по русским делам», созданная 20 апреля 1926 года (18) и возглавленная д'Эрбиньи, занялась подготовкой кадров в Риме, имея в виду предоставление полной свободы действий римо-католической Церкви в России. Будущих священников воспитывали на принципах уважения и поддержки любой существующей власти, не препятствующей интересам Церкви, с тем чтобы эти священники были приемлемы для данной власти. Рим не упускал случая показать свое расположение к советскому строю. Так, после убийства советского агента Воровского, происшедшего в Лозанне 10 мая 1923 г., Ватикан поспешил выразить свои соболезнования советской миссии, несмотря на то, что шестью неделями ранее, 31 марта, после знаменитого процесса 1923 г. (19), был расстрелян русский католический прелат Буткевич. Любопытно отметить, что д'Эрбиньи в октябре 1925 г. добился разрешения путешествовать по Советскому Союзу. Это путешествие, хотя и сопровождавшееся многими административными сложностями, позволило д'Эрбиньи вести переговоры с советскими ответственными работниками и с представителями различных религиозных течений России, "Живой Церковью", "Обновленческой Церковью" и Патриаршей Церковью. После возвращения он опубликовал в 1926 г. в Париже труд, озаглавленный «Религиозный облик Москвы». Это свидетельство представителя Запада было пронизано все тем же духом приятия большевицкого режима, которому оставалось только поздравить себя с результатами произведенного анализа. Действительно, выходило, что советская власть не так страшна, как некоторые ее малюют, а религиозная политика не так уж безжалостна (20). Патриаршая Церковь описывалась как находящаяся в полном разгроме, только "обновленцы" заслуживали внимания. По мнению д'Эрбиньи, Православие наконец-то созрело для того, чтобы попасть в зависимость от Рима. Можно предполагать, что его уверенность, так же как и надежды, которые она пробудила в самых высоких ватиканских сферах, но которые были так жестоко обмануты, в какой-то степени стали причиной последующей расправы над д'Эрбиньи. Перелистывая этот труд, можно вычитать замечания, удивительные в устах служителя Церкви, но сделанные видимо для того, чтобы не повредить себе в глазах большевиков. Так, сравнение большевицкой и французской революций, выявляет преимущества первой, которая, если верить автору, ревностно заботится о сохранении религиозных памятников, гробниц, - власти неповинны ни в каком святотатстве или кощунстве. Патриаршая Церковь – ни что иное, как памятник прошлого, лишенный всякого будущего, в противоположность "Обновленческой Церкви", представленной как единственное достойное религиозное течение, тем более достойное внимания, что преследуемые им интересы совпадают с интересами Ватикана. Таким образом, поскольку многочисленные пострадавшие за веру не были мучениками, большевицкий тезис будто они были контрреволюционерами, становился приемлемым. Патриаршая Церковь, с которой, по мнению д'Эрбиньи, у Ватикана не могло быть ничего общего, ибо она не чувствовала духа времени, понимала со своей стороны планы Рима и внутренний смысл присутствия в России этого "Ватиканского Джеймс Бонда" (21), но не располагала ни силами, ни возможностью бороться с интригами иезуитов. Патриарх Тихон, в прежние времена викарий варшавской епархии, имел время изучить на месте отношения двух религий, и любое соглашение с Ватиканом было для него немыслимым. После его смерти местоблюститель патриаршего престола митрополит Крутицкий Петр - по нашему мнению, последний законный глава Церкви в России - заклеймил действия «католиков, которые вводят наш обряд, совращают, особенно в западных, издревле православных церквах, верующий народ в унию и тем самьм отвлекают силы Православной Церкви от более неотложной борьбы против неверия» (22). Вот почему, когда д'Эрбиньи выразил желание встретиться с митрополитом Петром, тот категорически отказался, поскольку хорошо понимал причину присутствия в России этого человека, который дал (и сдержал) обещание никогда никому не открывать сути порученной ему папой миссии. «Святой Иосиф,- пишет д'Эрбиньи,- /.../ если меня и арестуют, получите от Господа плоды, которых желает Святой Отец» (23). Можно ли сомневаться, что миссия д'Эрбиньи в России не сводилась к тому только, чтобы духовно поддержать горстку русских католиков, а преследовала более амбициозные цели. Чего стоят в очах Ватикана интересы нескольких личностей перед возможностями, предоставленными сотней миллионов православных! В счет ведь идут только массы. Единичный интерес распыляется перед всеобщим. Вот в чем смысл миссии д'Эрбиньи в России. За несколько недель до того, как претерпеть мученическую кончину в июле 1922 г., митрополит Петроградский Вениамин искренне и дальновидно говорил своему собеседнику иезуиту Л. Федорову: «Вы обещаете нам союз... а тем временем ваши латинские священники за нашей спиной сеют опустошение в нашей пастве» (24). Все послереволюционное время Ватикан не терял надежды на соглашение с СССР, зачитывая, в частности, разрушение "схизматической" Церкви в заслуги большевицкой революции. Некоторые католические священнослужители дошли до того, что говорили о «религиозной миссии анти-религиозного большевизма» (25), расчищающей путь и благоприятствующей католизации России. Другие писали, что «большевизм создал возможность обращения застойной России в Католичество» (26). «Россия не обратится, не пройдя через море крови своих мучеников и через страдания своих апостолов» (27), предсказывал еще до революции Леонид Федоров. Выходит, что путь к обращению России, к ее союзу с Римом лежал, по мнению будущего экзарха русских католиков, через большевицкую революцию. Уже ближе к нашим дням отец Ив Конгар, крупный католический специалист восточной Церкви, незадолго до смерти возведенный в кардиналы, остается верен идее, что революция - это зло, из которого может произрасти благо. Высказывая надежду, что полвека марксизма могут приблизить православие к Католичеству (28), он говорит о гибели царизма, как другие о гибели нацизма, не отдавая себе отчета в том, что с убийством св. Царя-Мученика Николая II исчез последний христианский Император, что положило конец константиновской эпохе истории Церкви. Но тем не менее, в лоне самого Католичества всегда находились люди с более ясным и более евангельским взглядом. Так, отец ассомпционит Вайле в труде, посвященном о. д'Альцону, который, напомним, мечтал воздвигнуть «истинный крест» на землях, очищенных революционными бурями (29), с сожалением признает, что «слишком многие надеялись и еще надеются, что порядок может произрасти из безпорядка /.../ в России, так же как и в Турции революция не расчистила пути Католичеству /.../ и крест обрушился на зримых развалинах, вместо того, чтобы величественно вознестись ввысь» (30).

Помимо активной тайной деятельности, развернутой Римом в первые годы становления Советского государства, Ватикану в 1922 г. дважды представился случай открыто способствовать реализации своих планов. Первым была Генуэзская Конференция, открывшаяся 10 апреля в присутствии тысячи делегатов; впервые интересы России на международной встрече были представлены советскими лицами. Большевицкая власть, победившая на военных фронтах, довела свою страну до экономической разрухи, и помощь, которую она надеялась получить от Запада, была напрямую связана с международным признанием Советского государства. Это признание было достигнуто, главным образом, благодаря английскому правительству Ллойда Джорджа (31) и Ватикану, предложившему свои услуги на международной арене. Генуэзская Конференция, к которой был обращен пламенный призыв Собора Русских Зарубежных Епископов (Русской Православной Церковью Заграницей, возглавляемой в те годы авторитетнейшим в Православном мiре иерархом – Митрополитом Киевским Антонием /Храповицким/ - прим ред. «ЦВ») (32), призыв к настоящей и действенной помощи страдающему народу, пошла на поводу у сторонников "реалистической" политики по отношению к СССР. Вне программы Конференции, ватиканская делегация обхаживала советских представителей в надежде достичь подписания конкордата, в соответствии с четкими рекомендациями Пия XI (33). В эту атмосферу вписался весьма символический жест Государственного Секретаря Ватикана, кардинала Пьетро Гаспарри, выдающегося дипломата (чьим детищем, кстати, было Латранское Соглашение), вручившего красную розу главе советской делегации Чичерину (34). Надо думать, авансы Ватикана принесли свои плоды, так как 10 мая следующего года в Женеве было подписано соглашение о помощи голодающим между Ватиканом и Москвой. Миссия международной экономической помощи в борьбе против голода в СССР была доверена американскому иезуиту Уолшу. Это гуманитарное посольство было, естественно, использовано Ватиканом в роли троянского коня для достижения своих целей в России. Одной из этих целей было приготовление русского народа к постепенному и безболезненному переходу в Католичество, как об этом свидетельствует католическая пресса того времени и речи, произнесенные во время Международного конгресса Католического Дела, собравшегося в Люксембурге в августе 1922 г.

Кроме того, Ватикан очень надеялся извлечь выгоду из этой гуманитарной миссии и добиться подписания соглашения с Москвой. Экзарх Леонид Федоров рассказывает о своей беседе с отцом Уолшем: «Я разъяснял ему основную задачу нашей миссии. Сперва он слушал спокойно, но вскоре совершенно воодушевился нашими планами» (35).

(продолжение следует)

Примечания :

1. Divini Redemptoris, 19 марта 1937, глава IV, §58. >>>

2. Aubert R., Le pontificat de Pie IX (1846- 1878), "Histoire de l'Eglise" Fliche еt Маrtin, Bloud et Gay, 1951, р. 481. >>>

3. Наjjаr (J.), Le Vatican – La France et le Catholicisme oriental (1878-1914), Paris, Beauchesne, 1979, р.29. >>>

4. Ibid., стр. 263, прим. 50. >>>

5. Вот какую миссию, по мнению видных католических авторов, Провидение предназначило Польше: «А что сказать о России? Россия считала, что она прекрасно сделает, захватив Польшу. Она и не подозревала, как Господь обернет это ужасное преступление; Он попустил покорение Польши ввиду множества причин. Одной из них было присоединение к России двадцати миллионов католиков, которые призваны были силою своей веры противостоять настоящему положению и непобедимостью своих надежд подготовлять будущее. Вот каким образом Бог защитил начала католичества в Европе. Он врезал по католическому государству в каждое еретическое или схизматическое государство, как вставляют бриллиант в оправу. Придет день, когда Промысел Господень будет осуществлен, оправа рассыпется в прах, драгоценный камень засверкает, и великие нации вновь станут католическими». Воugaud (E.), Le christianisme et les temps presents, Tome IV "L'Eglise", Paris, Poussielgue freres, 1882, рр. 217-218. >>>

6. Lеsourd (P.), Entre Rome et Moscou – Le jesuite clandestin, Mgr Michel d'Herbigny, Paris, P. Lethielleux, 1976, р. 85. >>>

7. Обвиняемыми выступали четыре епископа, десять священников и два крестьянина; епископы были - Константин Буткевич, казненный в Великую Пятницу 30 марта 1923 г., Цепляк (1857-1926), приговоренный к смерти, но затем высланный в апреле 1924 г. в обмен на арестованного польского коммуниста, Антоний Малецкий и Леонид Федоров, приговоренные к заключению сроком от шести месяцев до десяти лет. >>>

8. Николаев (К.Н.), Восточный обряд, Париж, Ymca-Press, 1950, стр. 60. >>>

9. По униатскому обряду в прошении «Спаси, Боже, люди Тоя.» Иосафат поминается сразу после славянских апостолов святых братьев Кирилла и Мефодия. >>>

10. Рaul Маilleux, Еntrе Romе еt Моsсои - l'Ехаrqие Leоnid Feodoroff, Вruges, Dеsсleе dе Вгоuwег, 1966, р. 78. >>>

11. Николаев, указ. соч., стр. 85. >>>

12. Для большого числа католиков «снискать себе благосклонность Святого Престола не может быть большевикам безразлично», замечает Депрео, прежде чем выразить сожаление по поводу провала миссии д'Эрбиньи и крушения связанных с нею надежд, «чаяний, подтвержденных долгой чередой искусных и методичных действий». "L'URSS еt l'Eglise catholique", in Lе Моndе Slave, № 11-12, 1926, р. 443. >>>

13. Выступление Ленина на сессии Совнаркома в декабре 1922 г. >>>

14. Е. Dеsрreaux, "Lа рараute еt l'URSS", in Lе Моnde Slаvе, осtоbrе 1926, р. 9. >>>

15. Ibid, стр. 9-11. >>>

16. Монсеньор Ансель в Оssеrvаtore Romаnо от 24 июня 1951 г. следующим образом излагает мнение своей Церкви: «Святой Престол никогда не желал войны и никогда не пожелает ее, даже если это будет война против большевизма». Интересно сопоставить это пацифистское высказывание со звучащими в свое время призывами к крестовому походу против Православия. >>>

17. «После долгих месяцев трудов, - пишет Депрео, - разведки, прощупывания почвы, появились предвестия приближения к желаемому результату. Легат (д'Эрбиньи. - Г. И. Т.) сумел добиться уважения и, в определенной степени, доверия коммунистических властей. Мудро и гибко используя благоприятные обстоятельства, он смог среди развернувшейся бойни заронить семена грядущих урожаев» ("L'URSS еt l`Eglise catholique", рр. 442-443). >>>

18. Зананири называет дату 20 июня 1926. Zananiri (G.), Le Saint-Siege et Moscou, Paris, Spes, 1967, стр. 57. Эта комиссия должна была заниматься всеми вопросами, касающимися русского, латинского или восточного католицизма. >>>

19. Этьен Фуйу приводит в этой связи замечание посла Франции в Ватикане: «С момента восшествия на престол папа мечтает присоединить Русскую Православную Церковь к Римской Церкви. Он никому не хочет уступать русский народ и всячески обхаживет его правительство», объясняя таким образом "вялую" реакцию Ватикана на факты преследования верующих желанием не ставить под удар достижение своей конечной дели. См. Fouilloux (E.), "Vatican еt Russie sovietique" (1917-1939), Rеlаtiоns Intеrnationales, № 27,1981, р. 313. >>>

20. Это положение было подхвачено и развито западными интеллектуалами-католиками: «Партия сама, - пишет Депрео,- претерпев коренные внутренние изменения при Сталине (он сам грузин и христианин, христианами же были и двое из его русских соратников - Калинин и Рыков), почти прекратила антирелигиозную пропаганду» ("L'URSS еt l`Eglise саtholique", р. 442). >>>

21. Lеsоurd, ор. сit., 4-я страница обложки. >>>

22. Николаев, указ. соч., стр. 125. >>>

23. Lеsоurd, ор. cit., р. 82. >>>

24. Маillеuх, ор. сit., р. 119. >>>

25. Деяния Второго Всезарубежного Cобора Русской Православной Церкви Заграницей, Белград, 1939, 745 стр. См. доклад епископа Серафима Потсдамского "Католицизм и большевизм", стр. 324-335, где цитируются слова бенедиктинца Хризостома Бауэра, опубликованные в немецкой католической газете Вауrischer Кuriеr от 8 марта 1930 г. >>>

26. Там же. >>>

27. Николаев, "Восточный обряд", Деяния Второго Всезарубежного собора..., стр. 591. >>>

28. Соngаr (Y., o.p.), Notes sur le schisme оriеntаl, Paris, Chevetogne, 1954, рр. 46,90. >>>

29. Hajjar (J.), op. cit., p. 152. >>>

30. Наjjаr, ibid, nоte 34. >>>

31. «Мы народ торговцев. Торговлей можно заниматься и с дикарями», заявил он с целью успокоить общественное мнение. Эти слова можно сопоставить с заявлением Пия XI, сделанным им 14 мая 1929 года перед учащимися иезуитского колледжа в Мондрагоне: «Когда речь идет о спасении душ или о том, чтобы дать им возможность избегнуть больших бед, мы готовы вступить в переговоры с самим дьяволом». Приведено в Ulysse Floridi, Моscоu еt 1е Vatiсап, 1979, Раris, Fгаnсе- Еmрirе, р. 39. >>>

32. Архiепископъ Никонъ (Рклицкий), Жизнеописаніе блаженнейшаго Антонія, Митрополита Кіевскаго и Галицкаго, т. VI, Нью-Йорк, стр. 17-24. >>>

33. Вся политика Пия XI проникнута стремлением к переговорам о конкордатах. Вспомним конкордаты, подписанные со славянскими или же близкими к России странами: с Латвией - 3 ноября 1922, с Польшей - 2 июня 1925, с Литвой - 11 ноября 1927, приравниваемый к конкордату, modus vivendi с Чехословакией - 2 февраля 1928, с Румынией - 7 июля 1929. За время его понтификата было заключено одиннадцать конкордатов, что подкрепляет наше предположение о намерении Пия XI заключить конкордат и с Советской Россией. >>>

34. Посол Германии в Москве передает сказанное ему Чичериным: «Пий XI был в Генуе со мной очень любезен в надежде, что мы нарушим монополию Православной Церкви в России и тем самым расчистим ему путь». Floridi, ор. cit., р. 34. >>>

35. Маilleuх, ор. сit., р. 103. >>>